– Клубники, – быстренько взяла она себя в руки.
– Я знаю одну полянку.
Встроенные друг в друга, перебирая брусчатку, мы двинулись к рыночной площади, где на прилавках зажигательно клубилась ароматная ягода.
Струны были тяжёлые, но настройщик не сдавался, он настойчиво пытался приручить инструмент. Он тянул арматуру за арматурой, подвязывая их тут и там, делая стяжку под заливку цементом. Сосед строил дом в одиночку и уже вырастил на своём участке второй этаж.
– Сибариты пьют чай и смотрят любимую картину: как надо работать, – смеялся Марс жирным от шашлыка ртом, то и дело подливая вино и успевая переворачивать мясо на костре.
– Ты смеёшься над ним, а ведь скоро он нам закроет небо. И будет уже не до смеха. Либо будем смеяться уже в темноте.
– Ты о политике в общем?
– Я о частном.
– Нам не закроет, мы же лётчики, ты разве забыл? – приобнял он меня по-дружески, потом снял с огня очередной шампур и стянул с него вилкой в тарелку горячее мясо. Затем слизнул жирный жареный сок с пальца и воткнул шпагу в землю.
Мы сидели с Марсом и его женой в их загородном доме. Шила со мной не поехала. С некоторых пор она начала избегать встреч с Марсом, ссылаясь на разные обстоятельства. Хозяева сделали вид, что расстроились, но потом привыкли ко мне одинокому: сначала было вино с мясом на костре, потом чай с плюшками и футболом дома. Марс, как сосуд, наполовину наполненный вином, говорил громче и больше всех. Футбольное поле служило фоном к его дебатам, словно это его на трибуне поддерживала толпа. Мы с Викой то и дело переглядывались после очередной, не всегда уместной, остроты Марса. Смех уже не лез в рот. Марс веселил сам себя, ему было с нами скучно, он пил, будто это могло как-то развеселить его, он много говорил, будто это могло развеселить нас. Он замолкал, только когда острые моменты возникали у ворот. Алкоголь уносил Марса всё дальше от нас, оттолкнувшись от спорта и политики, он начал развивать тему высокой любви на собственном примере:
– О сексе я знаю не так уж и много, то, что заниматься им приятно, но не безопасно.
– Начинается, давайте о сексе без меня, – собирала Вика лишнюю посуду со стола.
– Как же о сексе без женщин? – засмеялся Марс.
– Тише. Пойду уложу малыша. – Вика ушла наверх укладывать малыша.
Едва футбол закончился, Марс переключил программу. Там шли трейлеры с гуманитарной помощью, будто трейлеры к новому фильму о милосердии и сострадании.
– Так вот, – вспомнил Марс, на чём остановилась его философия. – То, что дети рождаются из капусты, я услышал ещё в детстве, но только сейчас понял, о чём говорили взрослые. Без капусты какие дети! Именно – бедные, голодные и несчастные. Когда в семье нехватка, дети начинают радоваться не чувствам, а вещам. Отсюда и меркантильность и мелочность. Возможно поэтому, наперекор судьбе, с сексом я вёл себя бесцеремонно и ребёнок, зачатый в лучших традициях страсти, заставил меня церемонию эту осуществить. Технически это был брак по залёту, и можно было продолжить, сказав, что я долетался… или она. Мы ставили опыты друг на друге. А дети – они подопытные своих родителей. Ведь так, – обращался ко мне Марс. Я уже не понимал, ретушировал ли он события на экране или высказывал что-то своё свежеиспечённое.
– Ты в личном или в общественном? – кивнул я ему на экран.
– Да какая разница. Дети, они всегда дети, будь то страны, будь то ясли. – Марс был пьян, это было заметно по развязанному языку, который то и дело терял и путал гласные и согласные, а вместе с ними и нить разговора. Хотя я всем сердцем пытался его понять.
Я переживал своё, прораставшее во мне, чувство отцовства.
– Спит, – приложил я ладонь Шиле к животу.
– Конечно спит, не буди его.
– Не буду, – поставил я ударение на последний слог и вспомнил, как перестукивался с малышом вчера, будто через стенку с осуждённым на девять месяцев без права переписки, без прогулок, без света. «Какую же надо иметь психику, чтобы выдержать такой кошмар». Я начал понимать, почему дети плачут, стоило им только выбраться на свободу. Их переполняли пережитые в застенках эмоции. Космонавтик в тёмном вакууме сырой галактики, связанный лишь пуповиной со своей станцией. «Сегодня снова взорвался ракетоноситель на старте, он должен был доставить еду космонавтам. Те, брошенные на произвол орбиты, испытывали судьбу и голод, перейдя на режим жёсткой экономии. Надо будет сегодня заехать на рынок, купить мяса и орехов для станции, для нашего космонавтика». Станция спала. «Констанция» – промелькнул в моей голове Дюма и тройка его мушкетёров, которую гнал Д’Артаньян, подстёгивая её зажатым в руке колье. Моя рука поднялась от живота к шее Шилы и нащупала цепочку. «Подвески на месте».