— Ну что ж, приходи.
И отвернулась от меня в сторону.
Я знал, что они ужинают, но, когда я вошёл в квартиру и громко хлопнул дверью, в комнате, где они сидели, была полная тишина, — а они были там, я знал.
Я разделся, вошёл в комнату и остановился у самой двери и стоял так с полминуты, глядя, как они сидят и молчат. Ни ложкой не брякнут, ни тарелкой, ни стаканом. Они даже не шевелились и не смотрели на меня. Папа уткнулся в газету, мама, отвернувшись от двери, глядела в окно, Зика сидела ко мне спиной. Что-то случилось.
— Иди на кухню, Зика, — сказала мама.
Папа закашлялся, встал и юркнул в свою с мамой комнату. И Зика ушла. Глупо, конечно, — и в кухне, и в комнате всё равно всё слышно.
— Как это могло произойти? — спросила мама. Она строго посмотрела на меня, но тут же отвернулась. Я уже догадался, что случилось что-то со мной, но что именно, честное слово, я не знал.
— Что произошло? — спросил я.
— И ты не знаешь?
— Нет.
— Прекрасно, прекрасно. Во-первых, зачем ты скрыл, что у вас родительское собрание?
— Я скрыл?!
— Разумеется.
— Я не скрывал.
— Но ты же не сказал, что оно будет.
— Нет, не сказал. Но я и не…
— Я-то понимаю, почему ты скрыл, но это же отвратительно, я совсем-совсем не ожидала.
— Чего ты не ожидала?!
Ужасно глупо и противно было оправдываться, тем более неизвестно ещё в чём, но я сказал всё-таки:
— Честное слово, я не знаю, что происходит. Мне ничего не известно.
— Но это всё ерунда! — продолжала мама. — Если ты вдруг — хотя это совершенно-совершенно нелепо! — действительно не знал, что оно будет, то наш разговор всё равно состоится…
— Какой разговор?!