– Это наша сестра. Наш племянник, – буркнул младший из братьев. – Мы должны о них заботиться. Охранять их от этого злодея.
– Поверьте, мы беспокоимся не об имуществе, – сказал старший примирительным тоном, – а о безопасности нашей семьи. Мы не заримся на чужое, но чтобы навредить Элизе или малышу Эрих должен будет перешагнуть через наши трупы.
– Вот именно! – Василий с размаху стукнул кулаком об кулак.
– Он такой милый мальчик, его Михаил. А на отца похож как две капли воды, – добавил искренне опечаленным голосом Дитрих. – Скажите сами, как этот проклятый ублюдок мог причинить такой ужасный вред ребёнку?
– Вреда он, вроде, не причинил, ибо Бог милостиво направил вашу руку и остановил его смертоносное намерение. Разве нет?
– Вроде как да. Но вы полагаете, что малышу будет легко жить с мыслью, что родной отец хотел его утопить в кипящей смоле?
Я покачал головой.
– Господин Вейген, если вы, его мать и служанка не проболтаетесь, то и ребёнок ничего не узнает. Он скоро забудет, что произошло, и если вы вдобавок скажете, что это была такая игра, в борьбу или догоняшки...
– Как это?! – Выкрикнул Василий. – Мы всё расскажем, пусть весь город...
– Позор падёт и на вас, – прервал я его. – А над сыном вашей сестры будут смеяться, ложно сочувствовать ему, злословить за спиной. Или в этом заключается ваша забота о семье, чтобы обречь ребёнка на подобные страдания?
– Но...
– Молчи, дурак! – Приказал Дитрих брату. – Святая правда, господин инквизитор. – Он повернулся в мою сторону и посмотрел серьёзным взглядом. – Нам не нужно ни огласки, ни издевательств над Михалеком. Мы будем молчать, и Элизе прикажем то же самое. А Хельга...
– Это служанка, – Тут же пояснил младший.
– Да, служанка. – Дитрих почесал бороду. – Я дам ей выбор между палкой и серебром.
– Лучше дайте ей выбор между палкой и отсутствием палки. – Посоветовал я – Из опыта я знаю, что люди, которым платят за молчание, имеют обыкновение привыкать к столь легко заработанным деньгам. А цена, в обмен на которую они соглашаются держать язык за зубами, растёт из месяца в месяц.
– Возможно, вы и правы, – ответил он после минуты раздумий. – Но сейчас...
– Сейчас заприте её в какой-нибудь каморке, пока не протрезвеет. И позвольте мне перемолвиться парой слов с вашей сестрой.
Элиза Грюнн сидела на кресле в гостиной. Может, «сидела» было не лучшим определением. Она замерла, словно статуя, и не пошевелилась даже тогда, когда услышала щелчок открывающейся двери и мои шаги. Её глаза смотрели прямо на меня, но зрачки даже не двинулись, когда она меня увидела. Элиза держала на руках сына, а мальчик посапывал во сне. Я придвинул себе табурет и сел рядом с ними.
– Госпожа Грюнн, – заговорил я мягко, – вы можете поговорить со мной?
Она никак не дала знать, что поняла, что я говорю. Ба, она даже никоим образом не дала понять, что вообще услышала, что я сказал. Я уже видел людей, находящихся в таком состоянии. Людей, которые, казалось, не замечали окружающего их мира и даже не пытались его заметить. По опыту я знал, что подобную болезнь превосходно исцеляет прижигание раскалённым железом или вбивание иголок под ногти, но по понятным причинам я и не мог, и не хотел применять столь радикальное лечение в данном случае.
– Элиза... – Я осторожно прикоснулся к её ладони. – Теперь вы в безопасности.
После долгой паузы что-то дрогнуло в лице женщины. Она посмотрела на меня, и я видел, что она узнаёт, кто перед ней стоит.