Весной журчейки бегут.
Страх придаёт храбрости.
Конь на ноги ленив.
Беда не по лесу ходит — по людям.
И глядя на луну, рассказал хозяин, что там, на ней, стоят два мужика, а между ними мешок: хлеб делят. Один говорит: «У тебя детей много, бери хлеб себе». А другой: «А тебе на бедность надо, — бери себе». Так и стоят, никак не могут разделить.
Светлые, пресветлые дни! Каждое утро — проснёшься — и лучезарный мир в окне, свет и зелень.
На ели перед лесом пела «неизвестная» птица: я никак не мог её рассмотреть. А песня страшно знакомая, — но никак, никак не могу вспомнить — чья. Обязательно надо выяснить на днях. Уж не дубровик ли?
Здесь поверье: до Ильина дня комара убьёшь, — их решето народится; после Ильи убьёшь — решето их убавится. Оно похоже: бьёшь их, бьёшь, а всё прибывает!
Молодые шишечки — мягкие, нежные и как багряно-красные лампочки на маленьких, чуть повыше человечка ёлках.
Пить роску из манжеток. Весь день почти хранят росу. Осторожно-осторожно сорвать стебелёк с зелёной складчатой розеткой, как сложенные крошечные ладошки, хранящей чистейшую, драгоценную каплю, бережно донести до рта и, на мгновение ощутив на языке свежесть всего утра, — испить, приобщиться св. даров.
Пылит вовсю можжевельник: ударишь палочкой — и от куста дымное облако.
Страшно, если один ночью в лесу. Не страшно, если хоть собачья душа рядом.
Птичий язык:
Чечевица из куста спрашивает:
— Тришку видел?
Перепел бьёт:
— Спать пора!
Удод говорит:
— Худо тут!
Дикция-то, дикция какая!
Так и выговаривают!