— Затрудняюсь, право…
— Ну, — помог я ещё, — что из всех трудностей этого путешествия вам больше всего запомнилось? Что было трудней всего перенести?
Он молчит, добросовестно, видно, стараясь вспомнить что-нибудь такое, что мне бы понравилось.
И вдруг светлеет лицом, как человек, нашедший правильный ответ на трудную загадку.
— Вот, знаете… Насекомые всех родов оружия. Уж очень их много в урмане и в юртах.
Через несколько дней я поехал с Василием Владимировичем в его каяке в глубь заново открытой им страны и пробыл с ним около месяца в юртах Шухтунгуртских — на базе заповедника.
Рассказ об этой поездке выходит, как говорится, «из пределов настоящего скромного очерка».
Скажу только, что, пожив с Василием Владимировичем, я понял: человек этот действительно один из наших Кожаных Чулков — настоящий.
Такие люди — сама романтика. Всем своим видом, существом, всей своей жизнью.
Так нельзя же требовать от них цветистой, романтической речи книжных, выдуманных писателями героев!
Не знаю, существовал ли куперовский Кожаный Чулок. Но настоящих Кожаных Чулков я видел своими глазами.
Они не похожи на куперовского: тот смотрит назад и славит прошлое, а наши смотрят вперёд, всё вперёд, в будущее — и крепко верят в него.
Осень.
Широчайшим — в полмира — фронтом летят над нашей землёй птицы. Это — перелётные покидают родину на всю зиму.
Хотел бы я быть главнокомандующим всеми этими бесчисленными стаями! Я бы кликнул клич всем нашим школьникам и дошкольникам. Мы целиком ловили бы стаи, — есть теперь такие ловушки, — и каждой перелётной, от ласточки до лебедя и журавля, надевали бы на ножку скатанное в трубочку посланьице — как это делают с почтовыми голубями. И всех отпускали бы на волю: лети, куда тебе положено!
Думают, что птицы улетают от нас зимовать на юг. Это неверно.
Осенью перелётные летят от нас по всем направлениям: на юг, на восток, на запад и даже на север, — кому куда надо.
На южном берегу Белого моря мой сын надел алюминиевое колечко на ножку птенцу тоненькой морской ласточки — полярной крачки. В конце лета эти птицы собрались в стаи и полетели прямо на север: в Баренцево море, в Ледовитый океан. Свернули на запад — в Атлантический океан — и на юг. Пролетели вдоль берегов Европы и Африки до мыса Доброй Надежды. Там повернули на восток, перелетели океан Индийский — до берегов Австралии, до Великого океана.
Через полгода окольцованная сыном молодая морская ласточка была поймана на берегу Австралии — за 24 тысячи километров от родного гнезда. А к началу следующего лета её стая опять была на родине — на южном берегу Белого моря.
Есть птицы, которые у нас из-под Ленинграда отлетают осенью на восток и, перелетев Волгу, Урал, всю Среднюю Азию, — проводят зиму в Афганистане, Индии, Китае. Многие наши водоплавающие — утки, чайки — из-под Москвы и Ленинграда летят зимовать на западе: в Скандинавии, Франции, Англии. Многие певчие, хищные, голенастые журавли и аисты пересекают Чёрное море и Средиземное, отдыхают в Северной или Южной Африке. А сибиряки крылатые — морские ласточки, кулики, казарки — отваживаются перелетать даже Великий океан — и зимуют в Америке.
Летят перелётные, летят над мирными нашими полями, конца-края которым не видно; над неоглядными и с высоты птичьего полёта степями, где прямыми ниточками протянулись ряды саженцев — защита от смертоносных суховеев; над гигантской сетью орошающих пустыню каналов и над реками, движущими турбины электростанций неслыханной мощности; над морями в дымках грузовых и пассажирских пароходов; над горами, где возводятся обсерватории. Летят, летят, — и несут на себе драгоценные посланьица во все страны мира, всем народам.
И все народы мира, заслоняя руками глаза от яркого солнца, всматриваются в летящие с севера стаи, вслушиваются в их голоса.