Летом в артели ловит рыбу.
Известно, в какой темноте царское правительство держало малые народы, как спаивали и грабили их купцы, скупщики пушнины.
Ханты не имели оснований доверять русским, любить их.
Но Ваську — так запросто стали они называть Васильева, — Ваську они полюбили. Васька — свой брат, делит с ними все беды и радости их трудной жизни. Васька всегда готов помочь и часто выручает товарищей из беды. Васька видел и знает много такого, чего не знают ханты. Он всегда держит своё слово и честен, как сами ханты.
Русские прогнали царя. Новые люди строят новую жизнь. Васька один из них. Васька рассказывает про новую жизнь, учит, наставляет. И ханты ему верят: Васька свой.
Много надо было терпения и выдержки, чтобы заслужить это доверие. Труднее всего было бороться с суевериями и предрассудками — с тьмой тысячелетий, в которой насильно держало лесные народы царское правительство.
Много тайн леса открыли друзья-ханты Ваське-Шайтану. И главной из них была тщательно скрываемая от всех чужих тайна местонахождения живого клада — бобров.
Клад находился далеко от Демьянки, где жил Васильев. Пробраться туда было очень трудно. Одному не под силу снарядиться для такого путешествия. Но надо спешить: бобров там бьют, их могут истребить совсем.
И в голове Васильева созрел план.
Он переезжает в Тобольск. Путеец по образованию, он проходит там охотоведческие курсы. Поступает на службу в земельное управление охотоведом. И в то же время не теряет связи со своими лесными друзьями.
Тобольское земельное управление горячо заинтересовалось вопросом о неизвестных бобрах. И вот осенью 1926 года охотоведа Васильева отправляют в экспедицию для исследования глухого угла области — верховьев рек Большой Сосьвы, Малой Сосьвы и Конды. Маршрут путешествия выработан им самим.
На этом сведения моего знакомого о Васильеве кончались. Как был найден драгоценный клад, он не знал.
Но у него был записан адрес Васильева.
На следующий год я отправился в город Берёзов на Большой Сосьве, чтобы там лично встретиться с Васильевым и расспросить его самого о его замечательном открытии.
В кепках, с портфелями снуют по площади люди…
Вдруг трое, как магнитом, притянули мой взгляд. Точнее, один из трёх, шедших рядом.
Человек этот тоже нёс портфель, тоже был в кепке и на первый взгляд отличался от других разве тем, что был не в чёрных, а в жёлтых ботинках. Но что-то резко выделяло его из общей массы горожан.
Я понял что — его походка.
Что же это? Ведь такая походка мне хорошо знакома. У кого я её видел? Где?
Закрываю на минутку глаза, и сразу — степь. И, мерно качаясь, идёт караван, идут «корабли пустыни». Мерная, плавная поступь, неторопливый, на долгий срок рассчитанный шаг, такт, ритм.
Рядом с верблюдами идут люди. Та же поступь у них, тот же шаг, ритм. Так же слегка подгибаются ноги в коленях, когда ступня плотно и уверенно ступает на землю.
Не раз я замечал: такая походка у всех людей, привыкших долго, упорно, расчётливо шагать. У всех путешественников, странников, охотников, не в городе живущих.