На въезде, у шлагбаума медленно ходил часовой, держаясь за ремень автомата двумя руками и опустив вниз голову, пиная пыльными сапогами то ли маленькие камушки, то ли комки затвердевшей земли. На стоявшем рядом маленьком КПП Шац поболтал с нарядом об обстановке в городе.
Оказалось что ночью одному, даже с оружием, выходить опасно. В областном центре развелось много «грабежников». С наступлением темноты город вымирал. Работавшие допоздна предпочитали ходить только группами. Освещение, установленное местами, варварски уничтожалось. Милиция пока с преступностью справлялась плохо. Они сами этого и не скрывали.
— Грабежники говорите? Ну-ну.
Постояв несколько минут, пока глаза привыкли к темноте, он привычной тихой кошачьей мягкой походкой начал перемещаться от тени к тени, от одного укрытия до другого…
Ну, вышел человек погулять. И кому, какое дело до его манеры ходить?
И кому, какое дело, где гуляет кот?
Белый кот…
Заблудиться Герих не боялся. Во-первых, освещенное Облуправление было достаточно далеко видно, во — вторых на новой местности он давно взял за правило вначале двигаться по расширяющейся спирали. Уходя недалеко и подходя к отмеченному ориентиру с иного направления. В городах было совсем просто: дома расположены кварталами.
От площади Ленина отходили несколько улиц и переулков. Выбор пал на самую широкую.
Порывы осеннего несильного ветра заставляли двигаться чуть быстрее. Ветер и движение приносили успокоение, остужали злость, понемногу уменьшали агрессию, снижали желание немедленно отомстить. Часа через полтора парень, наконец, почувствовал что замерз. Захотелось надеть ватник или уйти в тепло помещения. И в тоже время он понял, что испытывает удовлетворение, как будто после долгого отсутствия вновь вернулся к чему-то привычному, неизвестно почему забытому на долгий срок. Генрих чувствовал себя вновь в своей среде, на своем месте.
Через много лет в лексику войдет термин «адреналиновый наркоман». Со временем «рабочие войны» привыкали к постоянному риску, к ежесекундной смертельной опастности. Но наконец — пришел Мир. Живи, радуйся, что вернулся домой! А им все время чего-то не хватало. Бывшие фронтовики начинали тосковать по ушедшему, по боевому, по прошлому… Презирать и ненавидеть тоскливую монотонность буден. Сколько их в пьяном угаре рвало рубаху на груди: «Да ты знаешь, кто я? А ты там был? А там? Да я тебя…»?
Хмурое пробуждение: «Ничего не помню, пьяный был». «За что срок? Да пошли вы…». И поехали вновь эшелоны бывших героев, а ныне «забайкальских комсомольцев» во все концы великой страны. Статистика потом сосчитает, что в первую послевоенную пятилетку были осуждены по насильственным статьям около половины из восьми с чем-то миллионов демобилизованных. Некоторым повезло. Одним из них стал старшина Шац.
«А городок так себе. Но строек, пожалуй, побольше чем в О. Дойду вон до того угла: оттуда должен быть виден вокзал и спать. Нагулялся, на сегодня хватит».
Слегка разочарованный, что никого не встретил, Генрих расслабился, но недлинный кусок улочки, слабо подсвеченный лунным светом, изучил с тем же вниманием, что и раньше. Что-то его смущало. Запах! Запах немытого тела и дыма! Он замер, и разделив видимую часть улицы по секторам, стал скрупулезно искать его источник. Метрах в пятнадцати из тени выскользнули двое и, страхуясь, направились в сторону предпологаемого вокзала.
Чуть отпустив незнакомцев, старшина двинулся следом.
«Пахнущие дымом» несли тяжелые вещмешки. В какой-то момент ветер разогнал тучи, и стало светлее.
«Форма — немецкая полевая. Кепи, обувка, автоматы… Только штаны немного не такие. Погон нет. А так егеря или эсесы. И походка один в один, и страхуются знакомо. Бл…, накаркал сам себе. Было скучно — теперь веселись!»
Собравшись в тугую пружину он сопровождал парочку то, отдаляясь, то сближаясь.
«Хорошо дождей давно не было, а то бы был уже мокрый по самое… не хочу!» — утешился он, падая в очередной раз за небольшую кучку дров.
«И что с ними делать? Одного валить, а второго брать? За что их брать? Могут быть обычные граждане…
Не похоже, но могут. Проверить документы? А если это из тех, кто навел сегодня «шухер»? Блин, предлагал же Серега пойти вдвоем…»
Шли параллельно железной дороге: слышался характерный лязг вагонов, мерзко пахло шпальной пропиткой.