У него сильно попорчен приклад, но оно отлично стреляет.
– Вы разбираетесь в оружии. А пользоваться им умеете?
– Я в юности много охотилась вместе с отцом. Но Алиса всегда стреляла лучше меня. Она могла попасть в зайца с двухсот метров.
– А Николя умеет стрелять?
– Нет, конечно. Николя ничего не умеет делать, он только хнычет.
Психиатр подходит и внимательно смотрит на нее. Он похож на золотоискателя, который вглядывается в ручей, чтобы отыскать там драгоценные крупицы.
– Доротея Дехане, вы застрелили вашего отца из «сюперпоз дарне» двенадцатого калибра?
Доротея резко откидывается назад. Она потрясена:
– Вы говорите мне, что…
– Что ваш отец мертв. Его убили пулей двенадцатого калибра выстрелом в грудь. Вы не в курсе?
Она трясет головой, смотрит на него невидящими глазами. Психиатр дает ей время, чтобы свыкнуться с шоком. Она не плачет, ее зрачки расширяются, напоминая пятна расплывающейся нефти. Брока дожидается подходящего момента и продолжает:
– Вы испытываете печаль?
Она не колеблясь смотрит ему прямо в глаза:
– Скорее облегчение. Наконец он оставит меня в покое. Отец ненавидел меня больше всех на свете.
Ее искренность свидетельствует об удивительной вещи: Доротее Дехане нечего скрывать. Брока пытается копнуть поглубже:
– С того момента, как мы привезли сюда Николя, он очень мало нам рассказал. Водители видели, как он шел с ружьем в руке вдоль шоссе, и позвонили в полицию. Николя представляется мне очень… скрытным, он боится отвечать на наши вопросы, а стоит повысить голос, как он весь сжимается. Вы полагаете, что ваш отец плохо с ним обращался?
– Мой отец со всеми плохо обращался, – отвечает Доротея. – Но теперь это кончилось. Вы сказали ему, что… наш отец умер?
– Конечно. Пока что он отказывается верить. Он думает, что Клод Дехане не может умереть. – Доктор откашливается: – Мы допросили также некую Мирабель Брё. Вы с ней знакомы?
– Да. Она живет за холмом.
– Услышав новость, она разрыдалась. Судя по всему, он был ей очень дорог.
Доротея сидит с отсутствующим видом:
– Да уж…
Доктор несколько секунд с серьезным видом молчит.
– А как вы думаете, она может быть каким‑то образом замешана во всем этом?
– То есть?
– Могла она выстрелить в вашего отца, а потом дать ружье Николя?
Доротея убежденно мотает головой:
– Нет. Только не Мирабель. Она любила моего отца. По‑настоящему.
– Иногда можно убить и того, кого очень любишь. Это называется преступлением на почве страсти. Или, может быть, она хотела за что‑то отомстить?
– Нет‑нет, это не она.
Доктор немного наклоняет голову, прикладывает палец к нижней губе.
– Ну, хорошо… Допустим… Вернемся к Николя. Он рассказал нам кое‑что удивительное. Сказал, что в тот самый вечер в доме Люка Грэхема, а потом рядом с сараем видел человека в черной одежде и капюшоне. Этот человек якобы заставил его взять в руку нож, которым был убит ваш психиатр, и якобы именно он выстрелил из ружья в вашего отца и ранил его. Вы этого человека когда‑нибудь видели?
Доротея уверенно кивает:
– Да, много раз. Я видела его из окна своей комнаты на ферме. Он приходил из леса или приезжал на грузовичке вместе с моим отцом.
– А что он делал у вас?
– Он часто запирался в коровнике.
Психиатр делает заметки. Невозможно понять, о чем он думает, верит ли он в ответы Доротеи.
– Значит, этот человек в капюшоне и ваш отец вместе запирались в коровнике… А вы видели раньше его машину?
– Нет, я вам уже сказала.