Он или приезжал в грузовичке вместе с отцом, или приходил с холма.
– Как Мирабель?
Ответа нет… Психиатр продолжает:
– А что они делали в коровнике?
– Не знаю. Вы ведь не верите, что этот человек существует, да?
– Да нет же, как раз верю. В комнате Люка Грэхема, рядом с его телом, мы нашли волокна. Волокна черной шерсти со следами слюны.
– А вы не подумали, что Грэхема мог убить этот человек?
Доктор вздыхает и откидывается на спинку кресла. Ему уже приходилось иметь дело со сложными случаями, но этот – из ряда вон выходящий. Два доказанных убийства, одно исчезновение и больная, о которой он совершенно ничего не знает, потому что одна из жертв – это ее психиатр, а история болезни, судя по всему, пропала. Более того, в его распоряжении всего шесть недель, несчастных шесть недель, чтобы разобраться в состоянии этой больной.
Он видит, что поведение его собеседницы меняется – она переходит от состояния обороны к подчинению. Это преображение заняло менее пяти секунд.
– Я хочу пить, – говорит Алиса, прижимая пальцы к вискам.
– Я попрошу, чтобы вам принесли воды. Хотите поесть?
– Нет, спасибо. Я бы просто хотела вернуться домой.
Раздается стук в дверь. В кабинет входит какой‑то мужчина. Алиса поворачивается и через несколько секунд узнает его. Это Марк Броссар, директор Исследовательского центра. Он проходит мимо нее и кладет на стол Брока желтую папку.
– Я буду в холле…
Алиса втягивает голову в плечи. Она пытается не встречаться глазами со специалистом, но, когда он слегка задевает ее, идя к выходу, она чувствует себя раздавленной немым упреком. Он не сказал ей ни одного слова.
Брока берет папку и открывает ее. Алиса молча, не шевелясь наблюдает за ним.
– Это касается вас, мадемуазель Дехане. Вы помните тест визуальной стимуляции, который вы проходили в экспериментальной лаборатории утром восьмого октября?
Алиса медленно кивает. Перед ее глазами встает большая белая комната, компьютер, датчики, прикрепленные к ее телу, и бесконечная череда картинок, одна страшнее другой.
Врач кладет папку на место, в руке у него фотография.
– Вот, судя по всему, именно с этого снимка все и началось. Все те события, которые привели к тому, что сегодня мы с вами тут сидим.
Алиса отвечает ему не сразу, но ее голос звучит ясно, спокойно. Ее лицо не выражает ни малейшего озлобления.
– Может быть, именно этот снимок позволил мне понять, каким чудовищем был мой отец. Может быть, он открыл какие‑то краники в моей голове. Покажите мне его.
Психиатр кладет перед ней фотографию. Алиса подходит и склоняется над столом.
В траве лежит мужчина, блондин с перерезанным горлом. Фотография сделана крупным планом, можно разглядеть хрящи гортани и розоватую плоть в глубине разреза. Рот словно застыл в неоконченном крике. Судя по всему, снимок сделан на месте преступления.
В одно мгновение лицо Алисы искажает отвратительная гримаса, она морщит нос, челюстные мышцы напрягаются, на шее вздуваются вены.
Берди вышел из своего укрытия.
В этом новом обличье Алиса уже не тратит времени на изучение окружающего пространства. Она бросается к двери, наталкивается на охранников, впивается ногтями в щеку одного из них. Она кричит срывающимся голосом:
– Пропустите меня!
Ее валят на пол, она отбивается, тяжело дышит, словно дикий зверь. Ее сила просто поражает, охранникам с трудом удается с ней справиться. В конце концов, обездвиженная, выдохшаяся, она успокаивается. И только тогда, сжав зубы, смотрит в упор на психиатра и говорит ему:
– Я думаю, надо спасать других! Скажите им, чтобы они меня выпустили!
– Кого – других?
– Пленников.