– Он и мне это рассказывал, но я так и не смогла вспомнить.
– Это неважно, он помнит. После десятого вы вернулись к нему домой по собственной инициативе, чтобы попытаться понять, что скрывает от вас ваша память. Он помог вам, сопровождал вас. В разговорах вы признались ему, что сердиты на своего отца и на своего психиатра. Это так или нет?
Алиса падает на пол. Врач бросается, чтобы поднять ее.
Доротея резким жестом сбрасывает очки, они повисают у нее на груди.
– Уберите от меня ваши грязные лапы! И оставьте нас в покое раз и навсегда!
– Прошу вас, сядьте.
Психиатр возвращается за стол, а Доротея рвется в дверь, но наталкивается на двух полицейских.
– Я хочу выйти! Довольно меня здесь удерживали!
– Извините, мадемуазель, это невозможно.
Красную от злости Доротею хватают и вынуждают сесть на место. Психиатр отмечает явное изменение поведения пациентки, эти бесконечные метания между несколькими «я», которые уже в течение двух с половиной дней наблюдаются у Алисы Дехане и не дают ей времени высказаться.
– С вашего позволения я продолжу излагать факты. В субботу вечером вы отправились к Люку Грэхему. Вы проникли в его дом, вы…
– Почему вы говорите «вы»? Я не ездила к Люку Грэхему, туда поехала Алиса.
Доктор тщательно анализирует все ее поступки и жесты.
– Итак… Алиса проникла в дом Люка Грэхема, чтобы получить какие‑то сведения относительно своего психического состояния. И там… Там случилось что‑то, о чем Алиса не помнит, я прав?
– Я ничего про это не знаю, меня там не было. Вы начинаете разговор с Алисой, а заканчиваете с мной, я что‑то не улавливаю. Вы что, хотите нас сбить с толку? Моя сестра – существо очень хрупкое, оставьте ее в покое.
Доктор помнит, что эта молодая женщина может притворяться и прятаться за разными стилями поведения, которыми она великолепно овладела.
– Вы знаете, куда делось досье на Алису, которое вел доктор Грэхем? Его записи, магнитофонные записи сеансов терапии?
– Нет.
– Как вы думаете, ваша сестра могла их украсть? Как по‑вашему, способна она, например, разбить окно, чтобы проникнуть в кабинет своего психиатра?
Доротея стискивает зубы, она чувствует, что ее загоняют в ловушку. Наверное, они уже допросили Алису, и она, конечно, все им рассказала. Может быть, у них даже есть отпечатки ее пальцев.
– Это я виновата. Я попросила ее забрать мой дневник. Это я сказала ей, чтобы она влезла в окно.
Доктор, кажется, оценил ее искренность.
– И где же теперь этот дневник?
– Понятия не имею.
Покусывая кончик ручки, врач переворачивает страницу.
– В тот же вечер Алиса в сопровождении Жюли Рокваль отправилась к вашему отцу. Вы там тоже были, не так ли?
– Частично. Я нередко туда езжу.
– А вы можете мне объяснить, что именно там произошло?
Доротея обхватывает голову руками и упирается локтями в ляжки:
– Я не очень хорошо помню. Я… Я лежала на траве, Алиса, по‑моему, только что уехала. И я увидела, как отец целится в меня из ружья, из старого дедушкиного «экспресс беттинзоли». Потом… Я не знаю, кажется, он меня ударил, но пришел Николя, и я тоже убежала.
– Вы убежали? Куда же?
– Я… Я не знаю. Не припомню.
– А у вашего отца есть другое ружье, кроме «экспресс беттинзоли»?
Доротея отвечает не задумываясь:
– Да, «сюперпоз дарне» двенадцатого калибра, оно висит в гостиной, между охотничьими трофеями. У него сильно попорчен приклад, но оно отлично стреляет.
– Вы разбираетесь в оружии.