От страха подлый человек может стать
- да и становится - еще подлее. А если к тому же у него есть власть, он может превратиться в дикаря.
Нельзя сказать, чтобы страх в этих местах был диковинкой. Более того, лишь тот детройтский полисмен не был знаком со страхом, который
вообще ничего не знал и у которого отсутствовало воображение. В этом гетто, где был самый высокий по стране процент преступности, на полицейских
выливалась вся ненависть, в них часто летели кирпичи, ножи, пули. Когда от быстроты реакции зависит жизнь, естественно испытывать страх, а также
быть подозрительным, осторожным, стремительным в движениях при появлении опасности или ее видимости. Ведь это все равно как на войне, причем
полиция в этой войне находится на передовой. И как в любой войне, приятные стороны человеческого характера - вежливость, умение проникнуть в
чужую душу, терпимость, доброта - перестают существовать, тогда как неприязнь, часто с обеих сторон обоснованная, разжигается и возрастает.
Однако были такие полицейские - и черный полисмен знал таких, - которые хоть и испытывали страх, но продолжали вести себя пристойно. Они
понимали, что времена изменились, понимали настроение черных, их разочарования, знали, скольким несправедливостям они на протяжении истории
подвергались. Такого рода полицейские, белые или черные, старались притушить войну, однако в какой мере это им удавалось, трудно сказать,
поскольку их было немного.
Недавно назначенный шеф полиции Детройта был за то, чтобы полицейские вели себя умеренно, и вообще стремился поднять уровень своих
подчиненных. Однако дело-то он имел с довольно большим контингентом полицейских, которые из страха и укоренившихся предрассудков были самыми
настоящими расистами, как, например, вот этот белый полисмен.
- Где ты работаешь, жалкая твоя душа? - спросил он Ролли Найта.
- Да вроде как вы. Не работаю - просто время убиваю, Лицо полицейского снова побагровело от гнева. Его черный коллега сразу почувствовал,
что, не будь он здесь, тот с удовольствием расквасил бы физиономию этому молодому худосочному негру, скалившему сейчас зубы.
- А ну проваливай! - сказал ему черный полисмен. - Слишком ты что-то широко рот разеваешь.
Уже сев в патрульную машину, его напарник все не мог успокоиться.
- Я еще прихвачу этого негодяя, дай только срок. И черный полисмен подумал: “Так оно и будет - может, завтра или послезавтра, когда выйдет
на работу твой напарник, и уж он-то на все закроет глаза, если ты изобьешь этого малого, или арестуешь, или пришьешь ему дело”. А сколько было
таких случаев сведения счетов!
- Одну минуточку! - повинуясь внезапному импульсу, сказал черный полисмен, сидевший за рулем. - Я сейчас вернусь.
А Ролли Найт тем временем уже отошел ярдов на пятьдесят.
- Эй ты!
Черный парень обернулся; полицейский поманил его и сам пошел ему навстречу.
Нагнав Ролли Найта, черный полисмен с угрожающим видом пригнулся к нему. Однако голос его звучал мирно:
- Мой напарник решил тебя прижать - и прижмет. Ты дурак - зачем тебе понадобилось рот разевать. И я, собственно, вовсе не обязан защищать
тебя. Но я тебя предупреждаю: побудь в тени, а еще лучше - мотай из города, пока старик не остынет.
- Ах ты, нефитянский Иуда! Да с какой стати я должен тебя слушать?
- Ни с какой.