И когда Валентина Васильевна сказала: "Алексей Бочаров, к доске", он взял дневник и смело вышел из-за парты. Ему не терпелось рассказать о носороге, и он, не дожидаясь вопроса учительницы, начал отвечать:
- Носорог - огромный, сильный зверь, но он может испугаться собаки.
- Очень приятно, - сказала Валентина Васильевна, - а теперь реши пример.
Он вздохнул и взял в руки мел. Валентина Васильевна продиктовала:
- Восемьдесят восемь плюс сорок четыре.
Он вывел на зеленой доске две восьмерки и две четверки и стал думать: "Восемьдесят восемь носорогов повстречали сорок четыре бюфага. Почему так мало бюфагов? Значит, не у каждого носорога есть друг..."
- Что же ты не решаешь?
- Сейчас решу.
"Но если к восьмидесяти восьми носорогам прибавить сорок четыре бюфага, то получится... два пишем, один в уме... то получится... восемь и один - девять... девять и четыре - тринадцать... то получится сто тридцать два неразлучных друга!"
Он сильнее сжал мелок и написал: "132".
- Правильно, - сказала Валентина Васильевна, а по ее глазам он понял, что она тоже думает о носорогах.
Учительница открыла дневник и вдруг удивленно посмотрела на мальчика.
- Что это такое?
Он привстал на цыпочки и заглянул через ее плечо.
- Это бюфаг, - сказал он.
- Какой же это бюфаг, - не согласилась учительница, - ведь бюфаг птица.
- Птица?
- Ну да, птица.
Ему сразу стало не по себе, словно он ошибся в друге. Он-то думал, что бюфаг зверь, а тот оказался птицей. Алексей Бочаров опустил голову. Валентина Васильевна положила ему на плечо руку и легонько потрясла его.
- Ты знаешь, - сказала она тихо, словно хотела доверить ему важную тайну, - бюфаг - очень хорошая птица. Она, как всадник, садится на спину носорогу и на ходу клюет пиявок и москитов. Нарисуй птицу.
- Нет, - сказал мальчик, - лучше нарисую носорога.
В начале года школьная форма очень неудобна: рукава длинны, жесткий воротник колет шею, а штаны только успевай подтягивать - спадают. Каждый с удовольствием надел бы старую форму. Пусть она маловата, пусть коленки и локти протерты и заштопаны, зато в ней чувствуешь себя человеком. Но дома говорят: "Без разговоров!" - и напяливают на тебя новую форму.
Он сидел в новой куртке и ему хотелось взять ножницы и подрезать рукава, которые доходили до пальцев. Ему было прямо-таки тошно в новой форме, но он стал думать о носороге и в конце концов забыл о форме. А его сосед по парте - Попотенко - сопел и вертелся.
Волосы Попотенко стояли торчком, а глаза черные. Кажется, из таких глаз вместо слез текут чернила. Попотенко не думал о носороге, и сидеть ему очень тяжело.
В первом классе Попотенко вообще не досиживал до конца звонка.
Посредине урока он поднимался и шел к двери.
- Попотенко, ты куда? - спрашивала его удивленная учительница (тогда еще не было Валентины Васильевны).
- Я хочу... - хныкал Попотенко и скрывался за дверью.
А когда он ничего не хотел, то тоже вставал и уходил.
- Ты куда?
- Я пошел к бабушке, - отвечал он и шел дальше.
Ничего нельзя было с ним поделать!
Теперь Попотенко никуда не уходит. Вырос. Он сидит рядом с Алексеем Бочаровым и пыхтит. И ничего не знает про носорога.
Алексей Бочаров не смотрит в окно. Нет смысла. Если бы по улицам разгуливали носороги с бюфагами на спине, тогда можно было бы вытянуть шею и даже привстать.
Хорошо бы встретить носорога, пойти за ним по полям и лесам и почесать его за ухом...
- Валентина Васильевна, у носорога есть уши? - на всякий случай спросил он.
- Есть.
- Большие?
- Не помню. Честное слово, не помню... Слушай, Алексей Бочаров, сходи в зоологический сад, посмотри, какие уши у носорога.
Никогда не надо съедать завтрак после первого урока. Надо сдерживаться, даже если в бумаге завернут бутерброд с вкусной розовой колбасой.