Но ведь это, насколько я понимаю, МЧС? Что ж, с твоими способностями тебе туда прямая дорога.
– Да уж, способности, – проворчал Тарасов. – Были способности, а теперь так…
– Ну да, – сказал Илларион, – так я тебе и поверил. Ты ведь, насколько я помню, после срочной собирался в большой спорт. До сих пор мороз по коже, как вспомню, что ты выделывал.
– У меня тоже, – сказал Игорь. – Плакал мой большой спорт, командир. Ты, наверное, не в курсе…
Перед самым дембелем зацепило меня, так что, сам понимаешь…
– Да, – сказал Илларион, мрачнея и наполняя рюмки, – я действительно был не в курсе. Серьезно зацепило?
– Год на костылях, два года с палочкой, – ответил Тарасов. – Теперь, конечно, все более или менее в норме. В горы, сам понимаешь, уже не съездишь. Так, тренируюсь помаленьку, лазаю по стенкам, но это, конечно, не то. Да и возраст…
– Возраст… – проворчал Илларион. – Это у тебя, что ли, возраст? А ну, подтянись на мизинце!
– Да брось, командир, – заупрямился Тарасов. – Ну что за детский сад?
– Да, – сказал Илларион, – время идет. Попробовал бы ты мне ответить так пятнадцать лет назад!
Тарасов рассмеялся с некоторой неловкостью.
– Шалишь, командир, – сказал он. – Пятнадцать лет назад мне бы и в голову такое не пришло. Здоровье, знаешь ли, дороже.
– Можно подумать, что я насаждал дисциплину с помощью кулаков и резиновой дубинки, – с притворной обидой возмутился Илларион.
– Да в общем-то, нет, – сказал Тарасов. – Но почему-то никто не сомневался, что в случае чего можно очень даже запросто схлопотать по шее.
– А сейчас ты, значит, сомневаешься, – заметил Илларион. – Ну-ну.
Игорь снова рассмеялся и сунул сигарету в переполненную пепельницу. Легко поднявшись с табурета, он огляделся, подошел к двери и снял с гвоздя висевшую над ней декоративную тарелку. Он подергал гвоздь, проверяя, надежно ли тот держится в стене, удовлетворенно кивнул и, зацепившись за гвоздь мизинцем левой руки, без видимого напряжения подтянулся четыре раза. Пятого раза не получилось – гвоздь выпал вместе с изрядным куском штукатурки.
– Ну вот, – огорченно сказал Тарасов, – я же предупреждал. Где у тебя веник, командир? Смотри, какое свинство развели.
– Сядь, – сказал Забродов. – Вот так всегда: позовешь человека в гости, а он напьется и давай стены ломать.
Он поднялся, отыскал веник и совок, собрал рассыпавшуюся по полу штукатурку, двумя ударами ладони загнал гвоздь в стену сантиметром выше неопрятной дыры в обоях и повесил на него тарелку, прикрыв безобразие. Тарасов тем временем снова наполнил рюмки и закурил очередную сигарету.
– Давай за старую гвардию, командир, – сказал он. – За профессионалов – таких, как ты.
– Я уже давно не профессионал, – вертя рюмку возразил Илларион. – Я пенсионер.
Тарасов выпил и, морщась от вкуса нагревшейся водки, помотал головой.
– Ну и зря. Уверен, что тебя это не устраивает.
– Меня многое не устраивает, – глядя в сторону, ответил Илларион, – потому я и пенсионер. И вообще, мы ведь, кажется, договорились, что не будем о грустном.
– А где ты видел что-нибудь веселое? – тыча вилкой в кусок ветчины, спросил Тарасов – Расскажи, если не слабо.
– Почему же слабо? Только что, например, я наблюдал, как бородатый дядя подтягивался на мизинце и чуть не уронил на себя стену. Чем не анекдот?
– Провокатор, – проворчал Тарасов – Нет, ты, конечно, молодец. Жалко, что с большим спортом у тебя ничего не вышло.
Некоторое время Игорь молчал, внимательно рассматривая свои руки с крепкими гибкими пальцами.
– Может, и жалко, – медленно сказал он наконец, – а может, и не очень. Дырка в ноге – чепуха, пыль. Я и сейчас мог бы многих за пояс заткнуть, причем одной левой.
– Не сомневаюсь, – вставил Илларион. – Но?..
– Вот именно – «но»… Рассказать историю? Ломали в Марфино старую котельную.