Да ты проходи, садись. Сейчас я чего-нибудь соображу. Кстати, если хочешь предупредить жену, телефон на столе.
– Благодарствуйте, – ответил Тарасов, проходя в комнату и садясь в кресло. – Предупреждать некого.
– А, – сказал Забродов, надевая тапочки и становясь карикатурно похожим на школьного военрука, – еще один закоренелый холостяк.
– Увы, – возразил Тарасов. – Хорошо бы, если так. Давай не будем о грустном, командир. А ты все там же, в учебном центре?
– Нет, – коротко ответил Забродов и двинулся на кухню.
– Что так? – поинтересовался Тарасов.
– Ты же сам сказал: не будем о грустном, – прокричал из кухни Илларион. – Вот и не будем.
Тарасов покряхтел, слушая, как Забродов, звеня стеклом и поминутно хлопая дверцей холодильника, орудует на кухне, снова непроизвольно зевнул и тоже пошел на кухню.
– Ну, ладно, – сказал он, останавливаясь в дверях. – Допустим, я развелся.
– Ну, и я развелся, – спокойно ответил Забродов, нарезая ветчину. – На-ка вот, режь салат. Справишься?
– Обижаешь, командир, – прогудел Тарасов. – С «духами» справлялся, а с помидорами не справлюсь?
– Тогда вперед.
Тарасов взял протянутый ему острый, как бритва, финский нож со сточенным до узенькой полоски тусклым лезвием и принялся сноровисто резать помидоры и зелень, сооружая салат. Забродов как ни в чем ни бывало возился рядом, и у Игоря появилось странное ощущение сдвига во времени, словно со дня их последней встречи прошло не пятнадцать лет, а пара дней.
– Слушай, командир, – сказал он вдруг, – а ведь нож-то тот самый! Я же его еще с тех пор помню. Вот же черт…
– Серьезно? – оглянувшись через плечо, спросил Забродов. – Очень может быть. Я, знаешь, как Плюшкин – собираю всякое старье, которое выкинуть жалко. И то, если подумать, за каждой железкой – целая история.
Тарасов на время перестал резать салат, некстати вспомнив, сколько историй числится за той «железкой», которую он сейчас держал в руке. Насколько он помнил, этой старенькой финкой вскрывали не только банки с тушенкой и резали не только помидоры и колбасу. Растекшийся по разделочной доске томатный сок вдруг напомнил ему совсем другую жидкость, и он зябко повел плечами. Впрочем, он тут же вернулся к прерванному занятию, устыдившись своей минутной слабости.
В конце концов, нож – это всего лишь инструмент.., так же, впрочем, как и профессиональный солдат.
– Может, дать тебе другой нож? – спросил вдруг Забродов, и Игорь вздрогнул: это уже напоминало телепатию. Ведь стоял же, кажется, спиной… Как он догадался?
– Зачем? – пожав плечами, откликнулся он.
– Ну, вдруг тебе удобнее кухонным, – после многозначительной паузы сказал Забродов. – У этого спинка толстовата.
– Нормально, – чувствуя, что вот-вот начнет краснеть, ответил Игорь. – И потом, я уже закончил.
Они единогласно решили, что выпивать удобнее всего на кухне, вскрыли купленную по дороге с вокзала бутылку водки и с большим комфортом расположились за кухонным столом, ломившимся от приготовленной на скорую руку, но весьма аппетитной снеди.
Через полчаса уровень прозрачной жидкости в бутылке упал наполовину, количество закуски на тарелках изрядно поубавилось, а в центре стола появилась пепельница.
– Так где, говоришь, ты теперь работаешь? – спросил Илларион Забродов, чиркая колесиком зажигалки в безуспешной попытке прикурить потухшую сигарету.
– А я ничего про это не говорил, – Тарасов усмехнулся, поднося Иллариону свою зажигалку, – но никакой военной тайны в этом нету. Есть такая контора – Центроспас.
– О, – уважительно сказал Илларион, делая глубокую затяжку. – Звучит, как название какой-нибудь церкви.