– Слышишь, парень, перестань ваньку валять! Сейчас милицию вызовем!
Бородач не ответил, но новая попытка забраться к нему в карман окончилась так же, как и предыдущая. Видя, что ревизоры и в самом деле вот-вот вызовут милицию, Забродов встал и подошел к ним.
– Разрешите, ребята, – сказал он, деликатно протискиваясь между ними. – Не волнуйтесь, все в порядке. Я его знаю.
– Он что, на самом деле спит или только прикидывается? – сердито спросил ревизор, разглядывая свои ушибленные пальцы.
– Спит, спит, – уверил его Илларион.
– А чего дерется? – совсем уже по-детски обиженно спросил ревизор.
– А не любит, когда у него по карманам шарят, – ответил Илларион и, наклонившись над спящим, негромко скомандовал:
– Караул, в ружье!
Бородач в поношенном пиджаке, линялых джинсах и старых коричневых туфлях встрепенулся, широко открыл глаза с розоватыми не то с перепоя, не то от недосыпания белками и вскочил так резко, что ревизоры шарахнулись во все стороны. Он проснулся не до конца, потому что, увидев камуфляжный костюм Забродова, слепо зашарил вокруг себя, пытаясь, по всей видимости, нащупать автомат.
– Ловко! – прокомментировал мужчина в очках – тот самый, который завидовал крепкому сну бородача, а старуха с кошелкой перекрестилась, испуганно отодвинувшись подальше от своего странного соседа.
– Вольно, – скомандовал Забродов. – Предъяви билетик, сержант. Да не мне, а вот ему.
Бородач не глядя сунул ревизору билет и протер глаза, очевидно, пытаясь сообразить, приснился ему Забродов или нет.
Ревизоры, недовольно переговариваясь и оглядываясь через плечо, покинули вагон.
– Ну, очухался? – спросил Забродов. – Где же это ты так набрался, сержант?
– Да кой черт набрался, – растерянно ответил бородач. – Три ночи не спал… Погоди, капитан, дай разобраться: это ты или не ты?
– Это тень отца Гамлета, – сказал Забродов. – Пошли, у меня там, кажется, было свободное местечко…
Глава 4
На Ленинградском вокзале они взяли такси и вскоре уже поднимались на пятый этаж старого, выстроенного в неопределенном и довольно причудливом стиле дома на Малой Грузинской. Игорь Тарасов, которого Илларион по старой памяти называл сержантом, все еще время от времени обалдело вертел головой и чесал затылок: меньше всего он ожидал встретить человека, о котором рассказывал легенды своим друзьям и сослуживцам, в пригородной электричке по дороге от больной тетки, собравшейся помирать, но в конце концов передумавшей и решившей на время отложить свою затею.
Илларион шел впереди, борясь с таким же желанием запустить пятерню под свое вылинявшее армейское кепи и как следует почесать затылок. Сегодняшнее происшествие было очередным доказательством старой истины: прогонять воспоминания бесполезно, они все равно просочатся наружу – например, приняв для разнообразия облик растерянного и невыспавшегося бородача тридцати пяти лет от роду. «Ну и черт с ними, с воспоминаниями, – подумал Илларион. – Что же делать, если мне есть, что вспомнить? Да и стыдиться мне, вроде бы, нечего.»
Он отпер дверь и, сделав широкий приглашающий жест, пропустил своего бывшего подчиненного в квартиру. Тарасов остановился в прихожей, с любопытством глядя по сторонам. Илларион вошел следом и неторопливо снял кепи и тяжелые пыльные армейские ботинки, давая гостю время осмотреться и немного прийти в себя: то, что для него давным-давно стало родным и привычным, новому человеку запросто могло показаться помесью музея, библиотеки и помещения для чистки оружия.
– Да, – сказал Тарасов, – кучеряво. А это, – он кивнул в сторону укрепленного на стене липового спила, в центре которого торчал метательный нож, – для вида или как?
– Или как, – ответил Илларион. – Хотя, если честно, то я уже и сам не знаю, для чего мне это.