— Нет. Он гей. Алёх тоже гей. Лауда — омих, Муам, его жених — беть.
Помнящий, что пары у тортецов составляют омихи и аляфы, Чичи-жи недоумевающе скрестил стебельки глаз, и Куку-жа пощекотал его пальцами по поджавшемуся брюху.
— В космосе полно извращенцев, — сообщил черный с загадочной интонацией. — Ты привыкнешь.
Чичи-жи позволил упорно набивающемуся в уши сораснику укачивать себя дальше, пряный, насыщенный запах Куку-жа приятно ласкал обоняние. На Таратаке деление спального гнезда двумя гэрами считались нормой, ук-хозяек никогда не хватало на всех гэров.
— Куку-жа, — робко позвал с личинки трепетно мечтавший о собственной, пусть и разделенной с гаремом уке юноша. — А тебе кто больше нравится, уки или гэры?
Куку-жа сунул ему в горсть розовую гроздь ягод барыс и опять пощекотал брюхо когтями.
— Я гей, как Рууна и Алёх. Абсолютный гей. Станешь моим ушем?
Чичи-жи предпочел бы уку. Но… на него и на Таратаке уки особо не смотрели: мелкий, коричневый, слишком хрупкий и нежный. Откуда тогда взяться уке здесь, в гала-академии? Объятия гэра предпочтительнее смерти от передозировки бушующими в крови половыми гормонами.
— Стану, наверное, — юноша прикрыл веки. — Но не прямо сегодня. Я тяжело схожусь и тяжело сдруживаюсь. Мне к тебе привыкнуть надо.
Куку-жа понимающе скрипнул.
— Ешь, — велел. — Позже еще обсудим, нам не к спеху.
Благодарный черному за пищу Чичи-жи облегченно пошевелил усиками, оторвал от грозди ягоду барыс и раскусил напополам жвалами — брызнуло кисло-сладким соком. Торопливо высасывая из ягод желтоватую полупрозрачную мякоть, юноша вспоминал пышный плодовый сад вокруг своего оставшегося на Таратаке дома и тосковал, тосковал.
Почему он родился не черным здоровяком, как Куку-жа, и не золотым, как отец и братья? Не альбиносом, в конце концов, альбиносы ценились уками. Почему, истерзанный игнором противоположного полa, подал документы в гала-академию? Чего искал, сбегая в космос? Красивого гэра в гнездо юноша мог найти и дома, только намекающе поводи брюхом…
Куку-жа потрепал Чичи-жи по плечу, хотел что-то сказать, и не успел — паутина затряслась, и в отверстие ее входа просунулась мохнатая, рыжая голова Лауды.
— Атум! — омих помахал таратакам какой-то из лапорук с зажатой в пальцах колодой карт. — Вы тут поселиться удумали, что ли? А ну собрали лапы в лапы и свалили вниз! У меня к вам предложение имеется. Деловое и срочное.
Ни сердитым, ни злым паукообразный не выглядел, весело поблескивал восемью глазами.
Куку-жа наставил на приятеля усики.
— Заранее согласен на обмен! — зашуршал он надкрыльями. — Чичи-жи, бубошка, ты же еще не распаковал чемодан, верно?
Чичи-жи подтвердил — не распаковал, и черный предвкушающе расстрекотался.
— Ты переезжаешь жить ко мне! — осчастливил он сорасника, крутанувшись на месте и распахивая роскошные крылья. — Ики-та, круть!
Чичи-жи шумно высосал последнюю ягоду барыс и покорился судьбе. Лишь тридцати процентам гэров везет заполучить уку. Гей так гей. Привыкнет. Да и не впервой, не девственник, шалили с братьями дома вдоволь.
Комментарий к Чуфс – таратакские чипсы из корня, напоминающего терранский картофель.
====== Часть 5 ======
В комнате Куку-жа не оказалось ничего таратакского, кроме спального гнезда в углу, ее потолок не покрывала тортанская паутина.
— Заходи, — черный сбросил с плеча на пол чемодан Чичи-жи и довольно бесцеремонно подтолкнул озирающегося с порога сорасника в спину. — Вещи разберешь потом, сейчас, — он указал левой передней лапой на стоящий удальней от двери накрытый к трапезе на двоих стол, — перекусим, чего Праматерь послала.
Робеющий нового места Чичи-жи зашевелил усиками, вглядываясь в то, что находилось на столе, и удивленно присел на жуп. Наверно, у него и Куку-жа были какие-то разные Праматери…
— Ничего себе… — громко изумился юноша, сглатывая буквально вскипевшую между жвал голодную слюну. — Живой салат-хрус, орехи учук*, вэшек* в маринаде, мумунги*, мудАки*. Где ты все это достал?! Только не ври, пожалуйста, что в столовой! Не поверю!
Куку-жа застенчиво скрестил глазные стебельки, задрожал поджавшимся брюшком.
— Нравится? — скрипнул красавец. — Устраивайся скорее поудобнее, — он приглашающе пододвинул продолжающему неуверенно топтаться Чичи-жи стул. — Буду тебя кормить.
Чичи-жи подчинился, хоть и чувствовал себя неловко до крайности, цапнул с ближайшей тарелки щепоть учука и закинул в рот, зажевал. Куку-жа садиться не спешил.
— Момент! — он с видом фокусника извлек из холодильной ниши большую, пваров на шесть, стеклянную пузатую бутыль бесцветного стекла, наполненную изумрудно-зеленой мутноватой жидкостью, и потряс ей в воздухе. — Убыл-хахм! — объявил торжественно.
Чичи-жи заинтересованно заморгал, подаваясь вперед. Выросшему в семье строгих правил юноше ранее ни разу не доводилось пробовать убыл-хахм, чье название переводилось на галах как «прощай, мозг», но мечталось давненько, чуть ли ни с личинки. Пока он удивленно стрекотал, Куку-жа скрутил с горлышка бутыли пробку и ловко разлил напиток по двум крохотным, на глоточек, пластиковым рюмочкам. Остро запахло плесенью.
— Добро пожаловать во взрослые! — черный аккуратно придвинул одну из рюмочек Чичи-жи и поднял свою. — Вздрогнем! — провозгласил.
— Вздрогнем, — эхом откликнулся Чичи-жи, и таратакцы дружно опрокинули убыл-хахм в глотки.
«Шиа-ши, какая жгучая гадость»! — тут же мысленно взвыл Чичи-жи и затряс усиками, давясь рвотным рефлексом.
Куку-жа сунул ему в пальцах половинку вэшека и велел: «Закуси быстро!» Сладковатый вкус гриба легко перебил отвратительный вкус напитка, а в брюхе уже разливалось дурманное тепло.
Склонивший на стебельках помутневшие глаза Чичи-жи проглотил вэшек и немножко расслабился.
— Твоя матушка — начальник станции, да? — юноша свел вместе усики.
Куку-жа застрекотал.
— Старшая сестра, пусть хранит ее Праматерь, и не начальник станции, — красавец повторно наполнил рюмочки, — зав.хоз. Через нее и достаю изредка наши деликатесы. Ты правильно со мной связался, бубошка, сыт будешь всегда, гарантирую.
Чичи-жи лишь печально вздохнул. И деликатесы, и убыл-хахм вместе с черным юный первокурсник, не размышляя ни мгновения, с радостью обменял бы на уку. Самую обычную уку, даже не очень симпатичную, даже мелкорослую, но свою. Эх, ука, несбыточный рай…
Ука?
— Твоя сестра зав.хоз? — поплывший от убыл-хахма взгляд таратака неожиданно зацепился за висящее над столом фото совсем молодой пепельно-серой таратаки и прояснился. Задорно подмигивающая со снимка миловидная, если не считать невзрачного цвета, молоденькая ука по-боевому топорщила усики и показывала оттопыренные большие пальцы верхних лап. — Мировая…
Куку-жа отрицательно клацнул жвалами.
— Это другая, младшая, Виви-а, — черный приподнялся и ласково погладил фото ладонью. — Из последней матушкиной кладки. Очень странная, но славная девушка. Самая моя любимая сестренка. Прилетит завтра. Познакомлю обязательно — вы сокурсники.
«Прилетит завтра, сокурсники»… Додумывал Чичи-жи уже с потолка, в вихре бьющихся распахнутых крыльев. Левое запястье Виви-а не утяжелял свидетельствующий о наличии мужей брачный браслет. Свободная ука, ничья. О-о-о…
Куку-жа тоскливо стрекотал с пола.
— А ведь я тебе не нравлюсь, — красавец скрестил усики. — Совсем-совсем. Ладно, — он махом выпил свою рюмочку убыл-хахма, потом, без паузы — рюмочку Чичи-жи, захрустел вишневым с зелеными прожилками листиком салата-хрус и с глухим стуком хлопнул надкрылья. — Ничего в мире не стоит красота, — выдал с трагической интонацией, — если ты — не того пола.
Чичи-жи непонимающе мигнул, и Куку-жа примирительно подвигал жвалами. — Слазь ко мне, бубошка, — попросил с мольбой. — Ночь коротать лучше вдвоем, в общем гнезде, пьяными и сытыми — веселее и приятней, чем по одиночке, трезвыми и голодными.
Ики-та.
Спускался в объятия черного Чичи-жи по стенке солидным бочком. И чего распрыгался, идиот, аки девственник? Расстроил Куку-жа чуть ли не до слез, тот такую поляну накрыл роскошную, убыл-хахм добыл…