- Заброшенное… – пробормотал Введенский, что-то набивая в поисковой строке ноутбука. – Несколько крупных строительных площадок, но только на трех из них работы заморожены. Ховринская больница, два или три входа в заброшенные туннели метро, штук пять недостроев. Много… – Введенский отчаянно ударил ладонями по столу, – все обыскивать не то, что ночи, суток не хватит. Даже если я подниму всех своих ребят. – Задумавшись на мгновение, он вдруг достал из кармана еще один телефон, рука замерла над кнопкой лишь на секунду. – Прошу прощения, господин президент. Понимаю. Ночь.
Все присутствующие, открыв рты, слушали Введенского. Но даже этот факт, что тот не побоялся, осмелился потревожить в столь поздний час первое лицо страны, не мог пока изменить отношение Белова ни к нему, ни ко всему происходящему.
- Спасибо. Скидываю Юре адреса. – молча поднятая на одного из находящихся рядом людей голова. Тот придвинул к себе ноутбук, стал быстро что-то набирать на нем.
- Но даже добраться до каждого из этих мест это около часа… – пробормотал, вздыхая, Введенский и тихо, чтобы никто не услышал, добавил. – Держись, Витя…
Но она все равно услышала. И вздрогнула, сглотнув очередной покативший к горлу ком.
Теперь он точно знал, что такое ад. Сколько прошло времени, прежде чем сознание начало покидать его, наплевав на пожирающее тело боль? Сколько он, сжимая зубы, давя в себе крик, снова и снова буквально чувствовал «ласкающие» ступни языки огня? Поначалу пытался увернуться, но разгулявшийся костер доставал его везде, да и обессиленное тело не слушалось, предпочитая висеть уже почти безжизненной плетью. Откуда-то с задворок сознания до него доносился голос Каверина:
- Ну, как, Витек, согрелся? Могу добавить огонька!
- Не перегнем палку, Евгеньич? – хмыкнул, смеясь, кто-то из «шестерок». – Степаныч шашлык не заказывал.
- Не боись, все рассчитано до миллиметра.
Он даже не понял, как отключился. Просто в какой-то миг и так тусклый свет в глазах окончательно погас. Тело окутала расслабляющая тяжесть, как бывает, когда хорошо поработаешь в спортзале, а в голове стало так ясно и спокойно, что захотелось просто отдаться этой долгожданной неге и плыть по ее волнам. Плыть, плыть…
Поймали. Вздрогнув от знакомого запаха и не сдержав вырвавшегося из груди стона от тут же вернувшейся боли, Пчелкин открыл глаза. Первое, что увидел, обильно политые кровью осколки камней. Следующим было понимание того, что руки больше не закованы в цепи, а сам он лежит на полу. Завывающий в расщелины ветер немного охлаждал все еще горящее тело.
- Поговори со мною, Витя… – голос Каверина противно пропел над ухом, а сам он склонился над ним. – О циферках поговори… До звездной полночи до самой свой сладкий крик мне подари…
- А ты поэт, Евгеньич! – заржал другой голос.
Пчелкин молчал, не зная, сколько драгоценных секунд или минут передыха ему дарует судьба, восстанавливал силы, пытался воскресить превращенные в золу последние внутренние резервы тела. Веки закрывались сами собой.
- Да ты, Витенька, засыпаешь прямо на ходу! – наигранно поразился Каверин. – Или на лету… Или на лежу… – Снова ржание «шестерок» со всех сторон. – Неужто ты устал? И выглядишь неважно… Могу предложить расслабляющий массаж.
Опустившееся на его поясницу колено, со всей силы вдавившее его в камни, своей неожиданностью вырвало уже не стон, а полукрик-полурык. Тут же одной рукой схватив его за волосы, Каверин резко отдернул его голову назад, так что в глазах засверкали новогодние фейерверки.
- Рановато… для салюта… – Язык, как и тело, уже с трудом вел себя адекватно, заплетаясь не хуже роящихся в голове мыслей.
- В самый раз, Витя, – противно зашипел Каверин, – в самый раз. Глядишь, головушку-то прояснит, поймешь, что ни одна высокая идея, как бы красиво она ни звучала, не стоит всех этих кругов ада, конец которым один.
- Ты прав… – Каверин аж замер от неожиданности, склонился еще ближе к его лицу, чтобы, видимо, почетче расслышать заветные цифры. – Не стоит… – последним усилием воли повернув голову, Пчелкин почувствовал вновь захлестнувшее его огромное желание оросить эту противную физиономию, но далеко, сука… – Она бесценна…
Яркая, ярче всех предыдущих, взорвавшаяся в голове, словно самый главный, самый большой фейерверк, боль накрыла его в тот миг, когда понявший смысл его слов Каверин поднялся с пола, одновременно за волосы поднимая и его. Ноги не держали. Швырнув его в руки «шестерок», Каверин сплюнул в растревоженную строительную пыль.
- Слишком умный, да? – Прошипел, глядя в его сторону. – Пора твою головушку встряхнуть, глядишь, и мыслишки утрясутся.
Почему ему уже почти наплевать, куда его тащат? Бодрящие прикосновения арматуры к его спине, впившиеся в запястья куски проволоки, приковывающей его к тому, что когда-то было стеной, а сейчас являющее собой переплетение толстых металлических жгутов, где-то еще хранящих следы бетонной заливки.
- Значит… – Каверин подошел к нему и замер, глядя прямо в глаза. Пчелкин тяжело дышал, даже не пытаясь предполагать, что еще может придумать его воспаленный мозг, – рановато для салюта…
Щелчок пальцами в воздухе, что-то холодное коснулось шеи. И в следующий миг до тех пор еще держащиеся куски штукатурки осыпались окончательно от взлетевшего к потолку его крика, ставшего самым ярким сопровождением взорвавшихся в его глазах миллионов брызг от пронзившего тело разряда.
- Пароль, Витя…
Пчелкин даже не почувствовал больно сжавшие его подбородок пальцы Каверина, сквозь пелену в глазах смог разглядеть его лицо. А вот так уже лучше, можно попробовать… Второй разряд вошел в его тело сразу после вновь попавшего в цель плевка. Безжизненно уронив на грудь после третьего разряда голову, взглядом скользнув по пряжке ремня, Пчелкин даже не успел понять, прежде чем отключиться, показалось ему или нет…
====== Глава 12. Наперегонки со смертью. ======
Брошенный вскользь взгляд на часы. Целых пятнадцать минут, как он ничего не делает, и почти пять часов, как Витю похитили. Введенский вздохнул, он не привык бездействовать и минуты, когда речь шла о жизни его ребят. Но сейчас он ровным счетом ничего не мог сделать. Только ждать. Ждать, когда пробьют Витины телефоны, ждать, когда группы спецназа доберутся до адресов, ждать, когда появится сигнал маячка. В последнее с каждой минутой верилось все меньше.
Переведя взгляд на Ольгу, он вдруг вспомнил, как много лет назад однажды так же сказал Маше, что выбрал хождение по лезвию ножа, и он поймет, если она… После этих слов она зажала ему ладошкой рот, сказала: «Дурачок…» и поцеловала. И с тех пор всегда рядом, ни жалобы, ни упрека, ни сожаления. И любовь. Каждый день, каждый миг даримая ему любовь, что помогает держаться, сцепив зубы, снова и снова выкарабкиваться. И сейчас Введенский знал, что не только правильности выбранного пути, но и любовь помогает держаться Вите. И, если он вернется из этого ада, то во многом благодаря ей, любви, любви его Оли.
Она, словно почувствовав его взгляд, повернула к нему голову. Ни слезинки, только сжатые в кулаки руки и такая боль в глазах, что его закаленное годами сердце сжалось, как и зубы, что готовы были грызть мерзлую декабрьскую землю, только бы найти его…
- Игорь Леонидыч! – Вздрогнув, Введенский повернулся на голос. Подбежавший к нему паренек из его группы, однако, не сиял удовольствием от результата, что, видимо, содержался в сжимаемом в руках листке бумаги. – Пробили телефоны. Ничего, за что можно было бы зацепиться.
- Черт! – Введенский с такой силой ударил по столу, что стоявший на нем стакан воды подскочил и свалился на пол, звон битого стекла прозвучал, словно выстрел, убивающий сейчас в их сердцах последнюю надежду.
Ольга еще сильнее сжала кулаки у рта, гася ими вырывающийся стон, Кир вдруг резко поднялся и, сев рядом, обнял ее за плечи. Космос вспомнил даже те слова русского народного, которых и не знал. Белов же старательно отгонял от себя залетевшую в голову шальную мысль: если Пчелкин не вернётся живым, возможно ли, что Ольга…? Понимая все мерзость и предательскую сущность этих мыслей по отношению к другу, Белов, тем не менее, никак не мог от них избавиться.