— Пошлите вместе со мной строить церковь!
Не то усмешка, не то гримаса боли исказила лицо Кулагу. Затапливающий больное тело жар вызвал в нем чувство бешенства. Ему, ильхану, которому подвластны сотни тысяч людей, предстоит умереть, а ради чего останутся на земле эти пятеро кипчаков? Пусть умрут раньше! Если бы можно было отвести собственную смерть ценой чужих жизней, Кулагу, не задумываясь, уничтожил бы всех до единого из живущих на земле.
И вдруг тишину нарушил мягкий вкрадчивый голос:
— Разве ильхан когда-нибудь говорит дважды?
Это уронил слова визирь Ель-Ельтебир. И всем стало ясно, что участь кипчаков решена.
А Кулагу вдруг спросил:
— Кто эта девушка, которая была с вами?
Коломон сделал шаг вперед, и тотчас в руках стражи блеснули клинки. Ромей невольно попятился.
— Она кипчачка. Моя жена.
— Хорошо. — Ильхан о чем-то сосредоточенно думал.
— Девушка останется в ставке. Ты увидишь ее только после того, как закончишь строить церковь.
— Но почему, великий хан?
— Ты сумел убежать от Берке. Что помешает тебе убежать от меня, если она будет с тобой рядом?
Коломон опустил голову. Ханы не говрят дважды…
* * *
В шатре Тогуз-хатун рабыни и служанки окружили Кундуз. Ханша велела принести ей еду, но девушка ни к чему не притронулась.
Тогуз-хатун пристально рассматривала ее.
— Ты покинула родные степи и бежала в чужие земли с мастером-ромеем… Почему? — спросила она.
Кундуз вскинула глаза. В них стояли слезы — словно плавились светлые льдинки.
— Он любит меня! И я люблю его!
Тогуз-хатун понимающе улыбнулась:
— Как ему не любить… Девушку, у которой такие волосы, полюбит любой мужчина. Все они падки до необычного… Я знаю это…
Ханша вдруг протянула руку, и рабыня, угадав ее желание, вложила в ладонь Тогуз-хатун нож.
Дважды блеснуло широкое лезвие, и тяжелые черные косы упали на пол, застланный ярким, как весенний луг, ковром.
Кундуз, рабыни, служанки пораженно молчали.
Неслышно ступая, подошла старая рабыня, подняла косы и понесла из шатра. Морщинистые руки ее гладили шелк волос, словно они были живыми.
— Зачем? — давясь слезами, тихо спросила Кундуз. — Зачем вы это сделали?
На губах Тогуз-хатун застыла злая улыбка.
* * *
При жизни Чингиз-хана все его войско было разделено на два крыла — правое и левое. К правому относились воины, живущие в западных землях, к левому — воины из восточных аймаков.
Согласно этому правилу, было устроено и войско Золотой Орды. Чингизиды со своими воинами на правом бергу Итиля входили в правое крыло, все левобережье и земли вплоть до Мавераннахра составляли левое крыло. Главой первого считался Ногай, вторым руководили младший брат Берке — Беркенжар и сын Туки — Менгу-Темир.
В захвате новых земель обычно участвовало только то крыло, к которому они находились ближе, и лишь в очень больших походах оба крыла выступали совместно. После смерти Бату-хана Орда ни разу не решалась на большой поход на запад, и поэтому, когда было решено вернуть Кавказ, против Кулагу выступило правое крыло под предводительством Ногая.
Не было в это время в Золотой Орде более умного нойона, чем Ногай. По законам, установленным Чингиз-ханом, он не имел права на наследование ханской власти, но влияние его среди чингизидов было велико.
После смерти сыновей Бату, когда решалось, кому быть отныне повелителем Золотой Орды, Ногай принял сторону Берке, и это определило исход спора.
Нойон знал, что Берке не обладает многими качествами, которые необходимы хану, но другие претенденты имели еще меньше достоинств. Это и определило его выбор.
Сразу же, как только Берке, вопреки воле Каракорума, стал ханом, состоялся разговор, о котором одинаково не могли потом забыть ни Ногай, ни новый хан.