.. Вы идете, вы?
Последние слова, конечно, адресовались Чернышеву, у которого не было даже времени, чтобы ответить. Фурнье с быстротой молнии уже перешагнул перила балкона и спрыгнул в сад. Его противник неторопливо последовал за ним, но остановился возле Марианны, которая, скрестив руки на груди, смотрела на него пылающими ненавистью глазами.
- Он не убьет меня, - в его голосе еще ощущались следы опьянения, - и я вернусь.
- Не советую!
- Все равно я вернусь, и ты покоришься мне! Я тебя заклеймил своей печатью.
- Ожог устраняется.., при необходимости - другим ожогом! Я лучше срежу кожу, - свирепо бросила Марианна, - чем сохраню хоть малейший след от вас! Убирайтесь!
Чтоб ноги вашей здесь никогда больше не было! А в случае, если вы рискнете пренебречь моим запретом, император через час узнает о том, что произошло, даже если мне придется показать ему, что вы посмели сделать.
- А мне-то что? Мой единственный хозяин - царь.
- Так же, как у меня нет другого хозяина, кроме императора! И возможно, что ваш спасует перед гневом моего.
Чернышев явно собирался ответить, но из сада раздался нетерпеливый голос Фурнье:
- Вы спуститесь, или вас надо стащить за шиворот?
- Идите, сударь, - сказала Марианна, - и запомните следующее: если вы посмеете снова переступить порог этого дома, я пристрелю вас, как собаку!
Вместо ответа Чернышев пожал плечами, затем устремился на балкон и исчез в саду. Немного позже оба мужчины появились на небольшой круглой лужайке, являющейся центром сада. Запахнув плотнее капот, Марианна вышла на балкон, чтобы наблюдать за дуэлью. Сложные чувства обуревали ее.
Злоба безоговорочно заставляла ее желать смерти подлого обидчика, однако признательность, которую она испытывала к генералу, оставляла надежду, что ее спасителю не придется бесповоротно погубить свою карьеру, наказав жестокость садиста.
Свет из комнаты, вновь зажженный Марианной перед выходом, падал на дуэлянтов, отражаясь от высекавших искры скрещивающихся сабель. Оба соперника были примерно одинаковой силы. Русский, более крупный, чем француз, казался мощнее, но под щуплостью южанина Фурнье скрывал грозную силу и необычайную ловкость. Он был одновременно везде, исполняя вокруг противника танец смерти, опутывая его сверкающей паутиной ударов.
Снова пробудилась мальчишеская склонность к опасным играм с оружием, и зачарованная Марианна с волнением следила за перипетиями дуэли, как вдруг над стеной, выходившей на Университетскую улицу и к которой постепенно приблизились сражающиеся, показалась голова в вызвавшей беспокойство треуголке. За ней вторая, третья...
"Жандармы! - подумала Марианна. - Только их не хватало!"
Она уже нагнулась с балкона, чтобы предупредить соперников, но опоздала. Прогремел грубый голос:
- Дуэли запрещены, господа! Вы должны это знать!
Именем императора я арестую вас.
Фурнье спокойно взял саблю под мышку и подарил жандарму, перебиравшемуся через забор с видимым трудом, улыбку обезоруживающей невинности.
- Дуэль? Что это вам вздумалось, бригадир? Мы с другом просто отрабатывали некоторые приемы, ничего больше.
- В четыре часа утра? И перед дамой, которая, судя по ее виду, не находит это таким забавным? - сказал, бригадир, поднимая глаза к растерявшейся Марианне.
Она очень быстро сообразила, что прибытие жандармов представляет собой подлинную катастрофу: дуэль у нее, ночью, между Чернышевым и Фурнье, после того, что уже произошло в театре, - это обеспеченный скандал, гнев императора, строго следящего за респектабельностью своего окружения с тех пор, как женился на эрцгерцогине, суровое наказание виновных и окончательно испорченная репутация Марианны.