На другой день - осенний, тёмный от тяжёлых туч - профессор Попов решил на разговорчики ответить.
Пожалуйста! Мой метод принёс не вред, а пользу. Проверенный временем, он практикуется и ныне.
Профессор распорядился подготовить пару больных: он будет сам оперировать.
16
Гулк! гулк! гулк! - стучит в груди...
- Пись-пись! - велит Скрипу сестра. - Пись-пись! Сам пописаешь или, может, подоить?
Нянька приподняла его под мышки, сестра держит меж его ног стеклянную "утку". Сейчас его повезут... повезут - резать... Его кожу - ей бывает так больно, когда вонзается игла шприца, - станут резать ножом...
- Пись - говорю! - злющим голосом выкрикивает сестра. - Или мне за тебя?!
Хохот! Мальчишки на койках веселятся. Выпало утро поинтереснее - Скрипа везут на операцию.
За окнами ещё не рассвело, и в палате ярко горят лампочки. У Скрипа льются слёзы. Ему хочется крикнуть мальчишкам, что это не от страха - просто свет так сильно бьёт в глаза...
Нянька, держа его под мышки, встряхнула раз-другой - чтобы заставить пописать. Нянька и сестра подозревают, что он нарочно терпит - из озорства.
Если б он мог быть таким! Знать, что тебя везут резать, - и озорничать! Как было б здорово - быть до того бесстрашным... гордым!..
Струйка брызнула, брызнула пару раз и прекратилась. Как будто кран
закрутили. Так накрепко - ничего не поделать. Он хнычет:
- Я - всё-о-о...
- Всё так всё! - говорит сестра с угрозой. - Сам же потом поплачешь, смотри!
Его положили на высокий длинный стол - железный, холодный. Острый горб надавил на голую жёсткую поверхность стола - стал мозжить. Повернуться бы набок, но нянька хлопнула его по груди, велела не шевелиться. Стол поехал - он был на колёсиках.
Над Скрипом тянется потолок коридора, глаза режет ослепительный свет лампочек, они проплывают над ним одна за другой... пятая, шестая... Спина болит всё сильнее, он терпит, боясь двинуться, его подташнивает от ужаса, в груди - гулк! гулк! гулк!.. - его везут, везут на холодном железном столе к страшному месту под названием "операционная".
Ввезли в залитый светом кабинет - он скосил глаза и увидел белую блестящую раковину умывальника, а рядом - стеклянный шкаф, за стеклом - разные бутылочки, пузырьки. Возле Скрипа прошла сестра, она как-то клонится вперёд, а лицо - словно заплаканное. Мальчишки ему раньше показывали на неё в коридоре, он знает, что это не обычная сестра, а - операционная. Её зовут Анна Марковна.
Она велела няньке снять с него рубашку - он остался совсем голым на голом железном столе. Холодно, его подёргивает дрожь, но зато Анна Марковна разрешила сесть - и боль в горбу прошла.
Ноги Скрипа тонкие, слабые; правая побойчее: отец с матерью прозвали её "хулиганкой". А левую - "сироткой".
Анна Марковна стала обтирать "сиротку" от живота до пальцев ватой со спиртом, и тут вошли врачи и врачихи. И профессор Попов. Сестра мигом повернулась к нему, поздоровалась таким голосом, как будто она очень рада.
- Здравствуй, Марковна! - громко ответил профессор. - Давно мы с тобой не оперировали. Ну, как твоя спина? Всё гнёшься? - он прошёл к умывальнику, стал мыть руки.
Сестра тоскливо пожаловалась:
- Бодриться не буду... улучшения нет.
- Положу-ка я тебя на полгода на вытяжение!
У профессора большой нос, из ноздрей торчат чёрные густые пучочки волос. Губы тоже большие - пухлые, розовые. И насмешливые.
Сестра совсем расстроенным голосом сказала:
- Если б это помогло, разве б я не легла?
Профессор Попов стряхивал с рук воду:
- Не кисни, Марковна, мы тебя ещё замуж отдадим! Такого найдём мужика!
Скрипу показалось - сестра сейчас заплачет навзрыд.
- Да что вы... я распрямиться не могу.
- Он тебя и распрямит!
Какой-то молодой врач захохотал. За ним хохотнула молодая врачиха с веснушками на лице. Другие тоже смеялись.