Следующие несколько глотков всё ещё вызывают рвотные позывы, а затем становится наплевать.
Лежишь на полу. Смотришь в потолок. Боишься снимать слуховой аппарат, опасаясь того, что сегодня тишина тебя задавит, переломав все кости. Нестерпимо хочется кричать, но соседи не оценят, поэтому просто продолжаешь вглядываться в потолок. Почему жизнь такая сука? Почему всегда через тернии к звездам? Почему-почему-почему?!
Коньяк стремительно убывает. Начинаешь ловить вертолеты. А опасные пьяные мысли кажутся все менее идиотскими. Нашарив в кармане пиджака телефон, вызываешь такси. Чуть покачиваясь, спускаешься на улицу. Едешь обратно. К чертовому магазину, чтобы высказать всё, что ты думаешь о чертовом эгоцентричном мальчишке. Заверить, что больше ты к нему ничего не чувствуешь и он может не беспокоиться о том, что ты будешь его преследовать.
Странно, наверное, заявлять такое, преследуя его в это самое время. Но разум застилает алкоголь. А чувства, уязвлённые и обнажённые, будто кровоточащая рана, требуют выхода. Если ставить точку, то жирную.
Выходишь на улицу, вдыхаешь ноябрьский морозный воздух. Куришь. Начинает отпускать. Скандала больше не хочется, но возвращаться домой ни с чем — тоже.
«Окей, я просто зайду и поговорю с ним», — решаешь ты, направляясь в сторону бара, втайне надеясь, что его уже там нет.
Шумная компания на месте. Сдвинув несколько столов, громко обсуждают абсолютно тебя не заботящие глупости. Помещение бара похоже на погреб, стены которого без сложного замысла в некоторых местах обклеили старыми музыкальными плакатами. Бармен кидает на тебя скучающий взгляд. Две официантки судачат о красавчике с дерзкой татуировкой. Ты даже не сомневаешься, о ком идет речь.
Кроме компании Мудилы в баре всего несколько посетителей, так что спрятаться не выйдет, место не такое людное, как тебе бы хотелось. Заказываешь стопку коньяка, выпиваешь для храбрости, будто того, что было употреблено дома, не достаточно, а затем неуверенной поступью приближаешься к компании.
— О! — вскакивает один из ребят. — Так это ж тот глухой! — беспардонно тычет он пальцем в твою сторону.
— Частенько мозолишь глаза в последнее время, — восклицает другой.
— Да че орёшь, придурок, всё равно нихера ж не слышит! — смеётся первый.
— Слышу вообще-то, — выговариваешь ты с нескрываемой злобой. Коньяк делает свое грязное дело. Эмоции, которые ты привык подавлять, льются наружу, сквозят в словах и интонации, окутывают тебя будто аура, сразу давая понять окружающим, в каком состоянии ты находишься.
— Нихера себе! Глухой прозрел! — орет пьяный парень в дурацкой кепке.
— Глухие не прозревают, дебил, — рычишь ты.
— Че сказал? — улыбка тут же сползает с лица паренька. — Ебало давно не полировали?
— Задницу себе отполируй, — советуешь ты. Парень в ответ почти кидается в твою сторону, но в последний момент его останавливает Мудила, что сидит в центре стола, будто Гопник-Иисус с картины «Тайная вечёра в баре», чтоб ему пусто было. Девушка, с которой ты его видел ранее, льнет к нему, явно желая уединиться. Девушка напротив, пришедшая с кем-то из «друзей» Мудилы периодически стреляет на него глазами. На фоне остальных он выглядит измазанной в грязи розой, окружённой сорняками. Но ты-то понимаешь, что таков он только в твоих глазах. Потому что ты влюблён в него. На самом деле он сорняк, притворяющийся розой.
— Не трогай его, — командует Мудила и парень останавливается, не успев занести кулак для удара. — Доебываться до инвалидов зашкварно. Что с него взять?
Такое у него мнение о тебе? Инвалид?
— Это не даёт ему право… — бычится гопник.
— Хер знает, что там у глухих в башке, — настаивает Мудила. — Забей, — отмахивается он. — А ты съебывай, — властно обращается он к тебе.
— Нет. — Кровь стучит в висках. Кулаки самопроизвольно сжимаются. Вот сука. — Я не уйду, пока мы не поговорим.
— А есть о чем говорить? — очень правдоподобно удивляется он.
— Слы-ы-ыш, оглох что ли? Уёбывай! — глумливо рычит кто-то с другого конца стола.
— Не уйду, пока не поговорим.
— Он че типа твой знакомый? — наконец доходит до самого активного гопника.
— Не, — отнекивается Мудила. — Так, прилипала.
Ты морщишься, услышав еще одну не самую лестную характеристику.
— Так вот значит кто я? — шипишь ты сквозь зубы. Несколько парней из компании поднимаются из-за стола вслед за первым самым скандальным. Мудила, заметив это, поспешно перегибается через стол, хватает тебя за галстук, притягивает ближе к себе и тихо шепчет:
— Уёбывай, придурок, пока это не зашло слишком далеко!
Впервые в его голосе ты замечаешь неподдельный страх.
— Что непонятного? Уходи! — он тебя будто бы умоляет.
— Уйду, если ты уйдешь со мной, — шепчешь ты упрямо. Коньяк не позволяет тебе бояться. Чувство самосохранения на отметке ноль. Уверенность в своем всесилии где-то над облаками.
— Прилипала? Очередной педик польстился на твой еблет?
Парни явно в курсе популярности Мудилы в определенных кругах.
— Именно он, — с вызовом выговариваешь ты, а через мгновение в правое ухо, на котором висит слуховой аппарат, прилетает удар. В ухе сперва звенит, а потом наступает обманчивая тишина. Обманчивой она является потому, что складывается впечатление, будто бы всё резко закончилось, хотя потасовка только начинается. Ты падаешь на пол, в то время как Мудила кидается на парня, что ударил тебя. Тот отбрасывает мальчишку обратно к дивану. Судя по выражениям лиц девушек рядом, они начинают визжать. Та, что стреляла взглядом на Мудилу, кричит на драчуна и получает от него оплеуху. Вскакивает ее ухажёр и бросается на парня. Кто-то хватает тебя сзади, сжимая горло рукой. Ты действуешь чисто на инстинктах. Перед глазами мелькают картины масштабной потасовки. Все против всех. Сбрасываешь с себя душителя, с другой стороны прилетает удар в колено. Сейчас тишина тебя не вдохновляет. Ты не сможешь вовремя сообразить, если кто-то кинется на тебя сзади или сбоку. Вся надежда на глаза, но в баре полумрак и ты слишком пьян, чтобы реагировать вовремя даже на увиденное.
Ты не помнишь, как вылезаешь из этого Ада. Просто в какой-то момент вываливаешься из бара и бредешь в сторону магазина. Тебе не сразу удается сообразить, что идешь ты с чьей-то помощью. Мудила, позволив тебе опереться на своё плечо, стремительно тащит во двор жилого здания, магазин в котором стал для тебя в последнее время самым посещаемым местом после работы и дома. Парень что-то говорит, но ты не понимаешь, что именно. Попытки разобрать по губам безуспешны.
«Я не слышу», — выговариваешь ты с усилием. Мудила останавливается, смотрит прямо на тебя и выразительно выговаривает «Долбоёб».
«На себя посмотри…» — кидаешь ты, продолжая хромать к подъезду. Колено, на которое пришелся удар, ужасно болит. Шея начинает чесаться от удушения. Правое ухо ноет. Слухового аппарата на нем нет, а если бы и был, вряд ли он выдержал удар и продолжил бы нормально функционировать.
Заходите в старый подъезд. Ни домофона, ни лифта, лишь покрытые застарелой краской, трещинами и уличными росписями стены и засыпанная окурками лестница. Поднимаетесь на третий этаж. Мудила, стараясь не отпускать тебя, роется в кармане, выуживает ключи, открывает старую деревянную дверь. Тебе кажется, что замок в этой двери без надобности. При желании ее можно снести с петель одним сильным пинком. Тебя затаскивают в маленькую однокомнатную квартирку. Внутри на удивление чисто, хотя Мудила не производит впечатление чистюли. Ты еле-еле разуваешься, а затем парень тащит тебя в ванную комнату, включает душ и толкает тебя в ванну прямо в одежде. Холодные струи бьют в лицо подобно ледяным иглам, пронзающие не плоть, но сознание. Ты фыркаешь, захлебываясь. Пытаешься подняться, но Мудила прижимает тебя рукой к ванне, не позволяя убежать от отрезвляющей процедуры.
«Мать твою! Хватит!» — орешь ты.
«Не хватит, — отвечает Мудила. — Будешь барахтаться в ледяной воде, пока не придешь в себя».