Вы южанин, вам конечно трудно.- Я еврей!Наташа засмеялась. На глазах её даже появились слезинки. Смеялась она легко, будто что-то бегучее и звонкое лилось из горла.Она взяла Берга за рукав.- Ну так что ж, что еврей? Вы сказали это так, будто выругали меня. Ужасно смешно и... мило. Ну, а теперь расскажите мне про вашего страшного капитана. Капитана я боюсь, - она искоса взглянула на Берга. - Говорят, он ненавидит женщин и одной рукой двигает комод. Он не будет рычать на меня?- Пусть попробует, - пробормотал Берг хвастливо, тотчас же подумал: "Как пошло, боже, как пошло! - и ущипнул себя через карман пальто за ногу. Идиот!" Наташа шла быстро. Берг глядел украдкой в её зеленоватые глаза, и зависть и инженеру засосала под ложечкой. Зависть к инженеру и ко всем хорошо выбритым, уверенным мужчинам, которые так весело и непринуждённо обращаются с насмешливыми женщинами."Шаркуны!" - подумал он о них словами капитана.На Арбатской площади они расстались. Берг вздохнул, размял плечи и закурил "Червонец". Он чувствовал себя как грузчик, сбросивший пятипудовый мешок, сдвинул кепку, и насвистывая пошёл по Пречистенскому бульвару к храму Христа.Снег казался ему душистым и даже тёплым. В домах шла уютная зимняя жизнь: кипятили кофе, смеялись дети, жаром тянуло от батарей отопления, и сухой янтарь солнца брызгал в глаза женщин. Ущиплённое место на ноге сильно болело.До воскресенья Берг прожил в снежном дыму, в глубокой созерцательности. Он починил старый пиджак, достал утюг и разгладил брюки, выстирал рубашку. Капитан помогал ему советами.На дачу Берг возвращался раньше всех, ещё засветло. До приезда капитана он лежал у него на продавленном диване. Миссури спала рядом, от шкурки её тянуло теплом. За окнами морской водой зеленели глухие закаты. С верхушек сосен сыпался снег. Воздух похрустывал, как лёд, и дым уходил столбами к небу."Антициклон, - думал Берг. - Тишина!" Потом в синем окне очень далеко и низко, над самой рамой, зажигали звезду, и Берг засыпал.Отъезд задерживался из-за денег. По словам капитана, "гадили главбухи" народ неромантичный и сомневающийся.Раздражённые приказы ускорить выдачу денег главбухи принимали как каприз ребёнка и, поправляя очки, шли к начальству объясняться и разводить руками. Но чающим денег они внушали,что пока не сведён баланс, денег дать нельзя и настаивать на выдаче просто глупо.Капитан и Симбирцев злились, Берг и Батурин ждали терпеливо - они предпочитали выехать позже, к весне.Берга будил капитан.- Опять не дали, сволочи, денег! - гремел он, стаскивая пальто. - Всем главбухам камень на шею и в реку. Сидят на падушечках от геморроя и кудахчут, как квочки.Геморрой был высшей степенью падения в глазах капитана. О людях, не заслуживающих внимания, он говорил: "У него же гемморой, разве вы не видете!" Воскресенье прошло в тишине и оранжевом солнце. Берг умывался и пел, вода пахла сосной и снегом.
Прочь, тоска, уймись, кручинушка, Аль тебя и водкой не зальёшь!
пел Берг, плескался и фыркал. Батурин в своём обычном веде - с засунутой в угол рта папиросой и прищуренным глазом - возился с лыжами, мазал их дёгтем и натирал тряпкой до сверхъестественного блеска.Капитан прибирал комнату, половицы стонали под его ботинками. Он бранился с Миссури по-английски. С ней он говорил всегда по-английски, чтобы не забывала языка. Миссури, растопырив пятерню, яростно вылизывала лапу, вывернув её и держа перед собой, как зеркало и искоса поглядывала на капитана.- Я тебе посмотрю, - бормотал капитан. - Продажная тварь! Где сосиски?Миссури зевнула. Капитан крикнул через стену Батурину:- Слопала сосиски! Чёрт её знает, чем теперь лирика угощать. Сбегайте в кооператив, притащите какой-нибудь штуковины.Батурин пошёл. День прозрачно дымился.