В такие дни страшнее всего встретится с любимой женщиной, со школьным товарищем и с большим зеркалом. Неужели этот в зеркале, в мокром, обвисшем и пахнущем псиной пальто, - это я, Берг, - это у меня нос покраснел от холода и руки вылезают из кургузых рукавов?" Берг разорвал исписанный листок. "Ненавижу зиму, - подумал он. - Пропащее время!" Настроение было окончательно испорчено. Берг вышел в тёмный, как труба, коридор и пошёл бродить по всем этажам.На чугунных лестницах сквозило. За стеклянными дверьми пылились тысячи дел и сидели стриженные машинистки, главбухи и секретари. Пахло пылью, нездоровым дыханьем, ализариновыми чернилами.Берг поглядел с пятого этажа в окно. Серый снег шёл теперь густо, как в театре, застилая Замоскворечье. На реке бабы полоскали в проруби бельё, галопом мчались порожние ломовики, накручивая над головой вожжи. Прошёл запотевший, забрызганный грязью трамвай А. Из трамвая вышел инженер с женщиной в короткой шубке; она быстро перебежала улицу.Берг, прыгая через три ступеньки, помчался в столовую. Симбирцев был уже там. С ним сидела высокая девушка в светящихся изумительных чулках.- Вот Наташа, - сказал Симбирцев Бергу. - Тащите стул, будем пить кофе.Берг пошёл за стулом. Ему казалось, что Наташа смотрит на его рваные калоши,- он покраснел, толкнул соседний столик, расплескал чашку кофе. Человек во френче посмотрел на него белыми злыми глазами. Берг пробормотал что-то невнятное, на что френч брезгливо ответил:- Надо же ходить аккуратней."Удрать бы, - подумал Берг, но удирать было поздно. Кофе он пить не мог, - несколько раз подносил кружку ко рту, но рука дико вздрагивала, и пить, не рискуя облить себя, было невозможно. Единственное, что можно было сделать, не выдавая себя, - это закурить. Берг воровато закурил.- Вы что же не пьёте? - спросила Наташа.- Я горячий не пью.Бергу показалось, что все заметили, как у него дрожат руки, и смотрят на него с презрительным недоумением.- Наташа, - сказал Симбирцев, - расскажет многое, что вам необходимо знать, прежде чем начать поиски. Было бы хорошо собраться всем вместе.- Да, конечно, - пробормотал Берг.Наташа вынула из сумочки коробку папирос. Берг, стараясь изобразить рассеяность, хотел потушить папиросу в пепельнице, но опоздал.- Будьте добры, - сказала она. Берг похолодел: так и есть! Она просит прикурить. Он изогнул руку, упёрся локтём в столик и в сторону, в бок протянул папиросу. Папироса дёргалась. Наташа крепко взяла его за руку и спокойно прикурила.- Вы больны, - сказала она. - У вас психастения. Вам надо серьёзно лечиться.Инженер прищурился на дым, щёлки его глаз смеялись.- Она медичка. - Он показал папиросой на Наташу. - Вылечит, будьте спокойны. Ну, так где же мы встретимся?- Можно у нас, - робко предложил Берг. - В воскресенье . Там хорошо, снегу уже навалило.- А лыжи у вас есть? - спросила Наташа.- Есть. У Нелидова... то есть у Батурина, есть две пары.- Ну вот, прекрасно. - Симбирцев встал. - В воскресенье одиннадцатичасовым я приеду с Наташей, поговорим, потом пошляемся по лесу. Замётано. А сейчас я пошёл.Берг тоже встал, начал застёгивать пальто. " Удеру, - подумал он. - Как глупо всё вышло!"- Вы куда?Он сделал отчаянную попытку догадаться, куда пойдёт Наташа, чтобы назвать как раз противоположный район.- Мне на Пресню, к приятелю.- Значит, нам вместе. Мне к Арбатским воротам. Идёмте!Берг пошёл как на казнь. " О чём бы заговорить?" - думал он и мычал.- Да... что я хотел сказать... да... вот это самое...- Вы уедете, и вас всё пройдёт. - Наташа тронула его за локоть. - Вам надо переменить обстановку.Берг рассердился.- Ничего у меня нет. То есть я совершенно здоров. Попросту холод собачий, я никак мне могу согреться. В поезде зябнешь, в Москве - зябнешь - кому нужен этот холод, не понимаю. Самое нелепое время - зима!- А я люблю зиму.