Шапки снега на заборах казались страшно знакомыми, - где-то он читал об этом, в старом романе - не то Измайлова, не то Бобрыкина.Когда он вернулся, солнце вкось ударило в глаза через золотистые волосы. У окна сидела Наташа в свитере. Инженер ходил по комнате, насвистывая фокстрот. Берг накрывал на стол, а капитан, улыбаясь, показывая единственный передний зуб, возился с кофейником. Запах кофе был удивительно крепок: казалось, зима и дощатые стены пахнет кофе. Окна запотели, и солнечный свет стал апельсиновым.За кофе капитан строго и по заранее намеченному плану допросил Наташу: куда уехала Нелидова, как она одевается, каков её муж ( фамилия его оказалась Пиррисон ), были ли у них знакомые на юге, а если были, то где, и в конце потребовал точных примет Пиррисона.Куда уехала Нелидова - Наташа не знала. Вернее всего, на Кавказское побережье - в Новороссийск, Туапсе, Батум. Но, может быть, она в Ростове-на-Дону. Уехала она с Курского вокзала, её никто не провожал, билет у неё был до Ростова.Пиррисон - бывший киноартист. Он больше насвистывал, чем говорил. ( Наташа с упрёком взглянула на Симбирцева ), был как-то неприятно весел, жил давно заведёнными рефлексами.- Не человек, а сплошная привычка. Румяный, в круглых очках. Весил шесть пудов.- Субчик неважный, - определил капитан.Знакомые на юге были, кажется у Пиррисона, в Тифлисе. Приметы Нелидовой Наташа не стала перечислять, а вынула из сумочки фотографию и передала капитану.Капитан разглядывал долго, глаза его нахмурились, как в штормовую погоду. Разглядывая карточки он закончил словами:- Да... с ней будет много возни...Он передал карточку Батурину. Батурин взглянул, медленно поднял голову и растерянно улыбнулся.- Что за чёрт! Эту женщину я сегодня видел во сне. Сны я запоминаю редко.- Начинается чертовщина!Капитан ни разу в жизни не видел ни одного сна и был уверен, что они снятся только женоподобным мужчинам и старухам.- Удивляюсь, почему вы до сих пор не купили себе Мартына Задеку?Берг, к которому вернулось самообладание, сделал скучающее лицо. "Молчаливый этот Батурин, а между тем полон сантиментов".Но Батурин сон не рассказал. Враждебность к этому сну напугала его, он покраснел и перевёл разговор на другую тему.В сны он, конечно не верил. Но власть их над ним была поразительна. Бывало так: много раз он встречался с человеком и не видел в нём ничего любопытного, не приглядывался. Потом во сне этот человек сталкивался с ним в средневековом городе или в голубом, вымытом дождями парке, и Батурин как бы очищал его от скорлупы обыденной жизни.Невольно, почти не созновая этого, Батурин начал и в жизни стремиться к тому, что он видел во сне. Это занятие приобрело характер азартной игры. Сны толкали его на неожиданные поступки: в действиях Батурина не было даже намёка на план, на связанность.Всё это быстро старило. В конце концов даже азартная эта игра с действительностью потеряла острый свой вкус. Много времени спустя Батурин понял - почему. Сны были отзвуками виденного, - они не давали и не могли дать новых ощущений. Батурин вращался в беспорядочном и узком кругу прошлого, преломленного сквозь стекляшки этих снов. Прошлое тяготило его. Дни обрастали серым мхом, беззвучностью, бесплодностью.Батурин дошёл до абсурдов. Однажды ему приснилось, что он ночью заблудился в лесу. Вечером этого дня Батурин ушёл в лес и провёл в нём ночь, забравшись в глухую чащу. Был сентябрь; в лесу, чёрном от осени, сладко пахла и чавкала под ногами мшистая земля. Казалось, что десятки гигантских кошек крадутся сзади. Батурин боялся курить. Утром синий и тягучий рассвет никак не мог разогнать туман, и земля показалась Батурину очень неприглядной.