— Больше один не выйдешь, — глухо пригрозила она.
Дверь заскрипела, и мы отпрянули от стены.
Я посмотрела на брата.
— Думаешь, это и вправду Марцелл?
— Ты слышала. Для чего ему рисковать положением наследника? Если парню захочется поменять законы, он может спокойно дождаться, пока придет к власти.
Сев на кушетку, я подтянула к себе колени.
— Значит, Галлия?
— Вероятно. У нее немало причин для борьбы. Да и Октавия стала что-то подозревать…
На следующее утро я внимательнее присмотрелась к рабыне, пока та аккуратно раскладывала чистую тунику на моем ложе. Неужели вот эти самые руки подписывали мятежные воззвания? Александр, казалось, нарочно возился с тогой и сандалиями, мучаясь той же загадкой.
— Да что такое? — с досадой бросила Галлия. — Может, мне вас еще и одеть? Хозяйка, архитектор ждет!
— Просто Селена и Александр. Никаких «хозяев».
Я натянула диадему на лоб. Галлия нежно поправила мои локоны под жемчужной лентой и тихо сказала:
— Спасибо.
— Мы обе — царевны.
— Уже нет, — отвечала она и крепко сжала губы.
Я собралась возразить, но на пороге возникла Октавия, недовольно упершая руки в бока.
— Иду-иду.
Я поспешила достать свой альбом и проследовала за ней в атрий.
— Неужели Витрувий согласится быть моим наставником?
— Не знаю, — честно сказала она. — У него не бывает свободного времени, да и учеников до сих пор не водилось. Но ведь попытка не пытка.
Октавия провела меня в библиотеку, где до самого потолка протянулись кедровые полки с бережно помеченными свитками. Архитектор уже сидел за столом и, сложив руки на груди, разглядывал мой рисунок, подаренный братом Октавиану. При нашем появлении подбородок мужчины вздернулся, а взгляд сразу впился в альбом.
— Здравствуй, Селена. Говорят, тебе нравится рисовать, — изумленно промолвил Витрувий, изучая меня пронзительными темными глазами.
— Да, у нее получается, — вставила Октавия. — Весьма одаренная девушка. Даже мой брат так считает.
Я посмотрела на худощавое лицо с квадратным подбородком, силясь понять, какие мысли роятся в эту минуту в его голове. Наконец архитектор сказал:
— Надо бы взглянуть на рисунки.
Я протянула альбом. Витрувий критически прищурился и молча перелистал его, дольше всего задержавшись на странице с изображением мавзолея. Медленно поднес эскиз к оконному свету, затем положил на стол и поинтересовался:
— Это в Александрии?
— Да. Возле храма Исиды и Сераписа.
Архитектор в задумчивости кивнул.
— Что ж, рисовать она может. Но это не редкость. Что именно вы хотите, чтобы я сделал?
— Возьми ее в ученицы, — сказала Октавия.
— По какому предмету?
— Архитектура.
— Девушку? — Мне показалось, он сейчас рассмеется. Однако Витрувий взглянул на мое лицо и спросил уже совершенно серьезно: — Зачем это ей?
— Затем же, зачем моей маме понадобилось знать восемь языков, — ответила я, осмелев. — Лучшие дипломаты мира были в ее распоряжении, однако она отказывалась поручать другим то, что сама могла сделать лучше.
Витрувий поднял брови.
— А что ты надеешься сделать лучше других?
— Строить.
Он откинулся в кресле.
— Где именно?
Я посмотрела на сестру Цезаря, и та ободряюще кивнула.
— В Фивах. Это была мечта моей мамы. Город разрушен при Птолемее Девятом, и если однажды мой брат вернется в Египет, я бы поехала с ним и отстроила Фивы заново. Меня посвятили в архитектурные замыслы, — поспешно прибавила я.
Витрувий переглянулся с Октавией.
— Тебе известно, что Цезарь этого не допустит.
— Он может и передумать.
Архитектор лишь покачал головой.
— Ее выдадут замуж. Хорошо, если к этому не приложит руку Ливия.
— А что, она может?..
— Супруга моего брата — конечно, — оборвала меня хозяйка виллы. — Поэтому я и прошу за нее, Витрувий. Покажем Октавиану, что девочка способна на большее, нежели быть женой старика сенатора. Ты мог бы принять ее в подмастерья.
Он рассмеялся.
— Погоди! — возмутилась Октавия. — Впервые увидев ее рисунок, ты был потрясен.
— Это правда. У девушки явный дар. Но что она смыслит в нашем деле?
— Так научите меня, — вмешалась я. — Кое-что смыслю: например, мне уже известны все виды зодческих орудий и все архитектурные стили от Греции до Египта.
— Строительная площадка — неподходящее место для царевен.
— Берите меня с собой по утрам на ваши осмотры.
— Тем более что твой собственный сын и не собирается быть архитектором, — вставила сестра Цезаря.
Щеки Витрувия залились краской.
— Да уж, — горько промолвил он. — Парень желает стать бабником и поэтом!
— Тогда поделитесь знаниями со мной.
Мужчина склонился вперед, и моя защитница снова пошла в наступление:
— Брат пожелал возвести себе мавзолей, как у Клеопатры. Селена много раз рисовала гробницу; позволь ей помочь хотя бы с этим.
Архитектор молча смотрел на меня, потом наконец произнес:
— Завтра на рассвете. Встречаемся здесь, у библиотеки.
Я даже хлопнула в ладоши от радости.
— Начнем с мавзолея Цезаря. Если сумеешь мне угодить — может, и научу тебя строить.
— Спасибо!
Октавия улыбнулась.
— Идем, а то опоздаешь в школу.
Марцелл с Александром ждали меня в портике. Разумеется, я немедленно рассказала им о случившемся. Когда по дороге к нам присоединились Юлия и Тиберий, племянник Цезаря гордо заявил:
— Слышали? Сам Витрувий хочет учить Селену архитектуре.
— Не то чтобы хочет, — быстро поправила я его. — Это все благодаря Октавии, она настояла…
— Зачем ей стараться ради тебя? — изумилась Юлия.
— Наверное, решила дать мне какое-нибудь занятие, — смутилась я.
— Неправда, — вмешался Марцелл. — Октавия тебя любит. — При этих словах я заметила, как напряглась Юлия. — Вы с ее дочками — сводные сестры, в конце концов.
Откровенно говоря, было трудно представить, что десятилетняя Антония и семилетняя Тония приходятся мне родней.
— Все-таки мы с ними такие разные, да? — произнес Александр, пока мы вслед за Галлией пробирались через толпу к Форуму.
Шел завершающий день триумфа.
— Верно, они какие-то тихие, — задумчиво проговорил Марцелл.
— И щедрые, — подхватил Тиберий.
— Я тоже щедрый, — возразил племянник Цезаря. — Каждый день раздаю деньги в цирке.
— Да уж, и многие готовы тебя за это благодарить, — рассмеялся мой брат. — Сегодня пойдем?
— Само собой.
— Твоя мама велела Галлии отсчитать мне горсть монет.
Александр похлопал кожаный кошелек на боку.
— Даже не рассказал! — удивилась я.
Он поморгал от смущения.
— Ты же была с Витрувием.
— И что, тебя правда будут учить архитектуре? — недоверчиво переспросила Юлия.
— Твоему отцу нужен мавзолей. Октавия думает, я могла бы помочь.
Моя собеседница долго молчала, и я даже заподозрила ее в ревности. Потом она произнесла:
— Говорят, что Александрия очень красива.
— Это самый чудесный город на свете.
— Лучше Рима?
Помедлив, я осторожно проговорила:
— Ее строили триста лет. Сплошь из мрамора, прямо у моря.
— А твоя мать? Она и вправду была красавицей?
Я часто-часто заморгала, чтобы не разреветься у входа в школу.
— Да, только не в обычном смысле. Все дело в ее уме.
Юлия наморщила лоб, не понимая, при чем здесь ум.
— И еще в голосе, — прибавила я. — Этим она привлекала мужчин со всей земли.
— Точно сирена, — шепнула девушка. — Просто я видела ее статую в храме и хотела узнать…
Мы с братом резко остановились.
— Какую статую? — спросил Александр.
— Изваяние Клеопатры на форуме Цезаря.
— Разве оно еще там?
Юлия изумленно посмотрела на него.
— Разумеется. Где же еще?
— Почему твой отец от него не избавился? — осведомилась я.
— Избавляться от царской статуи? — ужаснулась она. — С какой радости? Клеопатру любил сам Юлий.
Мы с братом переглянулись.
— Выходит, весь его гнев на нее был частью игры, — прошептала я по-парфянски. — Поводом, чтобы всколыхнуть Рим.
Александр повернулся к Юлии.
— А можно ее увидеть?
— Почему бы и нет? Сегодня, после занятий на Марсовом поле.
Этим утром мы проходили «Одиссею» Гомера, читали о странствиях греческого героя по винно-темному морю под покровительством сероокой Афины. Потом Галлия отвела нас на Марсово поле, ловко пробираясь сквозь возбужденные толпы зрителей, собравшихся на последний триумфальный парад. В беломраморном портике перед конюшнями Октавиан в окружении Агриппы и Юбы показывал своей сестре планы будущих сооружений. Я села на стул рядом с Антонией и достала альбом с рисунками. Ливия заметила это, но промолчала. Между тем Цезарь продолжал рассказывать: