Смертельный холод пахнул мне в спину. Улаф кашлянул, привлекая внимание, поклонился.
– Господин… твои вещи унес вор. Его зовут Хельми, ты его знаешь. Я за ним послал вдогонку Зимеля с десятком лучших воинов, но… надежнее, если ты сам, господин, с твоей способностью летать…
Ягеллан спросил жестко:
– Хельми?
– Да, господин.
– Он украл все вещи?
– Да, господин, все.
Ягеллан прорычал в таком бешенстве, что Улаф отпрянул в страхе:
– Хельми уже стал кормом для волков!.. Его клюют вороны!.. Мой конь перепрыгнул через его труп, когда я несся сюда.
Улаф проговорил растерянно:
– Но мешок, в нем доспехи…
Ягеллан проревел в бешенстве:
– Их там не было!
– Господин, – прошептал Улаф в ужасе, – но как же…
Ягеллан повернулся к нам. Его шатало – явно измучен до крайности, а ужасные шрамы, перекосив половину лица, придавали ему жуткий вид.
– Улаф, – велел он осевшим голосом, – немедленно бери десяток… нет, пару десятков лучших воинов. Скачи по следам. Найди! Найди эти доспехи! Только с ними я могу пройти защиту и получить меч и доспехи Арианта.
Улаф попятился, ожег нас ненавидящим взглядом, исчез. Страшное обезображенное лицо Ягеллана дергалось, шрамы пульсировали, словно внутри что-то кипело. Глаза вспыхнули, но тут же погасли. Я впервые увидел, что Ягеллан не только обезображен, но и выдоен до последней капли.
– Не может быть, – прохрипел он с ненавистью. – Не может быть… чтобы все было потеряно!.. Была только одна возможность пройти защиту… именно в доспехах святого Георгия!.. Но теперь опять века… а то и тысячи лет… Если доспехи затеряются, заснут в каких-то щелях, как спят в этой земле тысячи странных изделий древних времен, то… Единственная малая радость, что у меня осталась, – это подвесить вас всех над медленным огнем. Я это сделаю, сделаю с радостью…
Ланселот зашевелился, открыл затуманенные глаза. Рука его вздрагивала, но тянулась к мечу, что лежал рядом. Асмер стиснул кинжал, а Бернард выпрямился во весь рост, сказал гулко:
– Ну-ну. Сделай… если сможешь.
За спиной Ягеллана стояли еще около двух десятков воинов с обнаженным оружием. Все смотрели на нас с почтением и страхом. Ягеллан указал в нашу сторону:
– Взять их!.. Если не сможете взять живыми, то… так и быть – убейте! Я все же получу какое-то удовольствие, когда изрежу их тела на куски… и скормлю собакам. А потом вы возьмете Зорр… и ваши победоносные войска ничто не остановит!
Воины двинулись на нас, прикрываясь щитами, очень осторожные. Даже те, что вели себя в прошлый раз как берсерки, в этот раз шли смирные как овечки. И держали строй.
Бернард тяжело замахнулся топором, но я его опередил, сделал выпад, поймал врага на ложный замах, а сам ткнул мечом как шпагой. Воин всхлипнул и повалился навзничь, расстраивая слаженный строй.
– Хорошее начало, – слабо сказал Асмер.
Он бледно улыбался, в обеих руках его по кинжалу, но вставать он не решался. Под ним широкая красная лужа, из глубоких ран на ногах все еще сочатся кровь и сукровица.
– Их нам и на семечки не хватит, – сказал я нагло.
Они ринулись в нашу сторону. Я вскинул меч… мир вспыхнул слепяще ярким светом! Стало светло, я бы сказал, как днем, если бы это не было днем, но даже небо над нашими головами на краткий миг превратилось от неожиданности в темное и звездное, а нас высветило как мощными прожекторами. Земля загудела под грохотом множества копыт.
Воины оглядывались, вскрикивали в ужасе. Со стороны леса в нашу сторону несутся огненные всадники. В руках сыплют искрами вздетые к небу огненные мечи, у коней из ноздрей вырывается красное пламя. Оранжево-желтые мечи и красное пламя, а остальное все было белое, настолько белое, что всадники сливались с белоснежными конями. Во главе конного отряда несется огромный человек с развевающимися седыми волосами, в рубашке с расстегнутым воротом, от него пронзительно острыми струями бьет во все стороны чистый свет.
Воины, вопя, бросали оружие и разбегались. Всадники пронеслись через них, я ощутил волну жара, огненные люди и кони разом исчезли, за исключением их вожака, а на земле остались быстро высыхающие грязные лужи.
Бернард ударил обухом топора по голове Ягеллана. Асмер приставил острие ножа к подколенной жиле мага. Смертельно испуганный, трясущийся, он пошатнулся и покорно встал на колени. Бернард сорвал у него с плаща длинный расшитый золотом шнур, Ягеллан вытянул шею, но Бернард всего лишь крепко связал за спиной его руки.
Седой всадник легко спрыгнул с коня. От него – чистый радостный свет, перед которым дневной свет казался сумерками. Он был в одном хитоне, ворот на груди распахнут, открывая густые заросли снежного цвета, в которых запуталась бы даже крупная мышь. Я боялся взглянуть в глаза всаднику, страшась не увидеть в глазных яблоках зрачков вовсе, а когда все-таки взглянул, в глазных впадинах не было даже глазных яблок – колыхался чистый первозданный свет.
– Тертуллиан?.. – прошептал я.
– Когда на одной стороне выступает колдовство, – произнес он богатым резонирующим голосом, – на другой стороне вправе выступить равная по мощи святость.
Бернард ни фига не понял, но поклонился и ответил с достоинством:
– Милорд, мы выполняли свой долг.
Тертуллиан кивнул, прошел мимо, пальцы его на ходу коснулись Ланселота. Взглянул на Асмера быстро и остро, чему-то улыбнулся, похлопал по плечу. Асмер вздрогнул, в глазах появилось непомерное изумление. На грудь Совнарола, что не подавал признаков жизни, огненноглазый опустил ладонь и подержал, прислушался. Мы смотрели на него во все глаза, он тронул Сизигмунда, а Бернарда одобрительно ударил по плечу, сказал звучным голосом:
– Благодарю за службу, центурион!
Я подумал, что вряд ли Бернард знает, что такое центурион, но когда Тертуллиан наконец повернулся ко мне, я сказал торопливо:
– Похоже, Карл собирается повторить штурм Зорра!.. Вы со своими всадниками… кстати, куда они делись?.. не собираетесь помочь?
К Тертуллиану подошел конь, потыкался мордой в плечо. Справа и слева от седла висело по грубому мешку, в обоих легонько позвякивало железо.
– Помочь? – услышал я сильный, совсем не старческий голос. – Нет, это не для меня… Даже нынешняя выходка… это уже чересчур. Просто однажды я вот так уже скакал с мечом в руке… В прежней жизни. Вот что, Дик… держи щит…
В великом изумлении я увидел рыцарский щит дивной работы, машинально взял. По спине побежали мурашки, я узнал этот щит. Тертуллиан повернулся снова, в его руке возникли великолепные ножны. Рукоять меча из них торчала строгая, без украшений. Сердце мое дрогнуло. Украшений нет, но форма такая, словно над нею поработал институт по дизайну, а каждый изгиб рождался в результате тщательнейшей работы математиков-топонимиков. Старинные пушки, как я видел в учебниках истории, все с выпуклыми фигурами львов, орлов, грифонов, единорогов, а современные – гладкие, простые, такое же впечатление произвел и этот меч, но я всеми фибрами души чуял, что и… гм… по эффективности он отличается от увиденных прежде мечей, как современная пушка от пушек Ивана Грозного.
Я прошептал:
– Тертуллиан, но это же невозможно…
Он засмеялся, показывая крепкие зубы из пляшущих языков белого огня. Увидев мой пристальный взгляд, дернул щекой, зубы стали обычными, желтыми, со съеденными краями.
– Ты знаешь, – ответил он спокойно, – возможно.
– Но как? – вырвалось у меня блеющее. – Ведь Ягеллан жив, у меня ничего не получилось!
– Получилось, – объяснил он. – Ты обрушил на него целую гору! Это было зрелище. Спасая шкуру, он снял заклятие и собрал всю мощь до последней капли, чтобы выползти живым. Ну, я не стал досматривать, хоть и хотелось. Взял доспехи сам… Долго думал, что с ними делать. Ревностному христианину их нельзя, велик риск загубить душу. Словом, в конце концов…
Он протянул меч рукоятью вперед. Я не брал, ошалелый. Тертуллиан сказал строго:
– Меча первым должен коснуться ты.
Конь мягко ткнулся ему в спину лбом, положил на плечо длинную умную морду и посмотрел с укоризной на всех нас. Тертуллиан спохватился:
– Пора! Вы знаете, что делать.
Он сбросил на землю оба мешка, конь под ним красиво взвился на дыбы, Тертуллиан вскинул руку в прощании, исчез. Наши кони стояли неподалеку, а мой конь в сторонке что-то жрал, я слышал хруст, словно работала мощная камнедробилка.
Сигизмунд подошел робкими шажками. Лицо его вспыхнуло алым огнем, тут же пурпур быстро опустился на всю фигуру, и золото заблестело как жар. Это яркое солнце высунулось из-за туч, отшвырнуло тени, как ударом моего молота, и остатки тьмы ринулись прятаться в щелях и за камнями. Бернард в изумлении смотрел на меня и покачивал головой. Он почти не обратил внимания, что все раны зажили от дружеского удара святого по плечу, зато Асмер ликовал, ощупывал себя, постоянно проводил ладонями по лицу, пытаясь отыскать украшающие лицо героя шрамы. Ланселот стоял над Ягелланом, что-то спрашивал настойчиво, приставив острый клинок к горлу. А Совнарол зашевелился, сел, упираясь руками в землю. Глаза его были закрыты.