А ну, катитесь отсюда, пока я вас не вышвырнул!
Конечно, можно было позвать для услуг Лорме, но Роберсвяточтилсон
своего телохранителя, пожалуй, единственное, что чтил оннаэтомсвете.
Можно было также кликнуть кого-нибудь изконюших,ноАртуапредпочитал
действовать без свидетелей.
Когда лучники исчезли за дверью, он обратился к принцессам.
- Придется, видно, и мнепонемножкупривыкатьктюремнойжизни,-
сказал он тем шутливым тоном, каким ивнашидниговорятизбалованные
богатством люди, когда им приходится самим принестиизкухниблюдоили
вымыть тарелку. - Как знать, - добавил он, - возможно, водинпрекрасный
день вы, кузиночки, чего доброго, запрячете меня в тюрьму.
Он подвел Маргариту к единственному стулу.
- А мы с Бланкой посидим на скамье, - сказал он. Затем разлилвинои,
подняв чарку, обратился к Маргарите:
- Да здравствует королева!
- Не насмехайтесь надо мной, кузен, - умоляюще сказала Маргарита. - Это
невеликодушно с вашей стороны.
- Я вовсе не насмехаюсь,ипримитемоисловатак,какихдолжно
принять. На сей день, поскольку мне известно, вы еще королева, и япросто
желаю вам долгой жизни.
Вслед за этими словами воцарилось молчание, ибо принцессыиихгость
принялись за еду. Будь на месте Робера любой другой человек, оннеминуемо
почувствовал бы жалость при виде этих двух женщин, набросившихся на едус
жадностью уличных побирушек.
В первую минуту Маргарита и Бланкастаралисьещехранитьзастолом
равнодушный вид, как то предписывает светский этикет;ноголодоказался
сильнее правил утонченноговоспитания,итеперьониусердноработали
челюстями и останавливались лишь затем, чтобы перевестидухмеждудвумя
глотками.
Артуа подцепил зайца на кончик кинжала и поднес к огню, чтобы разогреть
жаркое. Поглощенный этим занятием, он, однако, краешкомглазапоглядывал
на своих кузин и еле сдерживал смех, рвущийся из его глотки: "А что,если
взять да поставить миски с едой прямо на землю, ей-богу, они опустятсяна
четвереньки, все половицы вылижут".
Принцессы не только ели, но и пили. Пили виноизподваловкоменданта
Берсюме, пили с таким видом,словножелаливознаградитьсебязасемь
месяцев лишений, когда приходилось утолятьжаждуоднойхолоднойводой.
Щекиихразгорелисьнеестественнымрумянцем."Они,пожалуй,еще
разболеются, - думал Артуа, - и этот праздник, того и гляди, кончитсядля
них желудочными коликами".
Но и сам он ел за целыйлегион.Недаромоегонепомерномаппетите
ходили легенды, и каждый кусок, который он непринужденнопосылалсебев
рот, обыкновенный человек смог бы проглотить, лишь разрезав предварительно
на четыре части. Даже гусиные полотки ел онскостями,словнотобыла
маленькая пичужка. Робер смиренно извинился перед дамами, чтонерискует
расправиться подобным манером с костями, оставшимися от зайчатины.
- Заячьи кости, - пояснил он, - слишком остры и могут прорвать человеку
внутренности.