Она ответила слабым голосом:
– Говорят, Высший Бог отвлекся чем-то… и недоделал мир.
Я кивнул, принимая языческое объяснение, по их взглядам Бог делал мир вручную и каждую скалу отдельно, а не сразу мир целиком, но мне ближе вариант.
что это родимые пятна чудовищной войны, когда уничтожалось само пространство…
Плечи мои снова передернулись сами по себе, я поспешно отогнал видение хаоса, на него в самом деле не может смотреть смертный, это настолько ужасающе и противоречащее даже не жизни, а вообще… даже слов таких нет…
Скалы давно остались позади, мы выехали на простор, и сразу из середины болота, по краю которого помчался Зайчик, без малейшего всплеска показались два острых кончика, похожих на широкие острия гигантских пик. Оба расширяются и расширяются по мере того, как понимаются из воды, затем между ними поднялся покрытый ряской купол, еще через минуту я с холодком в сердце увидел надбровные бугры и по- трясенно понял, что это исполинская голова размером с большой сарай.
Она поднялась еще чуть, темная болотная вода колыхнулась и замерла на уровне широких скул. Массивные веки, похожие на щиты для тяжелой панцирной пехоты, поднялись.
На меня в упор взглянули мертвые глаза. Голова из позеленевшей меди или латуни, вся изъеденная коростой, на лбу тяжелые и глубокие складки, а над переносицей глубокая дыра, куда пролез бы мой кулак в булатной рукавице.
Я проговорил тихо, изо всех сил удавливая голос, чтобы не дрожал:
– Это кто?
Она ответила трепещущим, как огонек свечи на ветру, голосом:
– Н-не… знаю…
– Как, – спросил я почти мужественно, – разве это голова не высовывается всякий раз, когда мимо идут всякие?
Она пролепетала, вздрагивая всем телом и едва не плача:
– Н-н-нет… Это впервые…
Холод прокатился по мне, лучше бы этот металлический упырь провожал взглядом всех, но ответил я так же красиво и твердо:
– Слава Богу!… А то умаление моего достоинства.
– Ваше… высочество?
– Я ж не всякий, – пояснил я высокомерно. – Я ж само его высочество! Пусть посмотрит, полюбуется. Я даже денег не возьму
Обогнув болото, удалились. Зайчик из галопа перешел в карьер. Я держал спину прямой, чувствуя на ней сверлящий взгляд, и с тревогой думал, только ли голова там в болоте, или же к ней и туловище…
– Уже скоро, – сказала она, – видите дерево? Все наше племя живет в его кроне.
– Тогда вас маловато, – согласился я.
Дерево, породу которого я так и не определил, с каждым конским скоком вырастает в размерах, и когда приблизились достаточно, я потрясенно понял, что под сенью его ветвей может укрыться целая армия, а в кроне расположиться немалых размеров город, и никто снизу не заметит.
Целая гора, а не дерево, и трещины в коре смахивают на горные ущелья и овраги, а сам ствол, думаю, крепче камня, это ж какую махину держит на себе.
Из дупла на высоте в два человеческих роста падает сверкающий водопад, обрушивается с шумом в выбитый у корней бассейн, теперь заботливо выложенный камнями, это чтоб не расширялся и не вредил, а дальше бежит бурно и бодро, подпрыгивая на камешках и уносясь вдаль, где его заботливо укрывают от чужих высокая трава и камни.
Уулла сказала гордо:
– Вода целебная!
– А что целит?
– Все, – заверила она. – Ну, не до конца, конечно.
– Не до конца – это как?
– Не полностью, – объяснила она уже увереннее, то ли из-за моей тупости, то ли потому, что уже рядом с домом, и спрятавшиеся сородичи видят, как она умело выполнила невероятно трудное задание. – Но вполне хорошо…
Она улыбнулась и пропала из виду, только улыбка некоторое время чеширила в воздухе да пальцы мои ощущали ее хрупкое тело. Затем ладони мои сомкнулись в пустоте, а наверху вроде бы чуть сильнее ше- лестнули ветви, хотя такой мотылек не потревожит и листка, да еще привыкший маскироваться.
Бобик обежал дерево, это заняло некоторое время, вернулся с отчетливо выраженным недоумением на морде. Явно чует что-то неладное, но альвы при их идеальной маскировке могут обмануть, видимо, даже сверхчувствительного Адского Пса.
Я соскочил на землю, Зайчик посмотрел на меня с вопросом в теплых коричневых глазах. Я похлопал его по шее.
– Погуляй пока здесь. Если что найдешь лакомое, жри, не спрашивай разрешения. Все ценное альвы спрятали.
Он сразу же пошел к ручью и долго с удовольствием пил, как будто и в самом деле вода в чем-то непростая, хотя вообще-то она и есть непростая, это же не родник, пробившийся наверх благодаря пробурившим землю корням, а древесный сок…
И вообще, мелькнула мысль, какие же могучие корни, если добывают и поднимают из недр столько воды, что хватает и такой громадине, а излишки еще и сбрасывают вот так небрежно, не считая тех озер, что ежесекундно испаряются с поверхности листьев.
Глава 4
Уулла возникла передо мной так неожиданно, что я вздрогнул и рассердился на себя, я же непоколебимый утес, скала, меня никто не смеет вот так р-р-раз и врасплох, как хомяка на солнышке.
– Старейшины, – сказала она, – совещаются и сейчас спустятся.
– Прекрасно, – ответил я, – а то мне как-то лезть на дерево, хотя мои предки именно там и жили… Хорошее деревцо! Уверен, эта порода выведена специально для засушливых районов.
Она спросила растерянно:
– Зачем?
– Запускает корни в такие глубины, – объяснил я, – что в любой пустыне сумеет найти воду. А излишки выбрасывает наверх. Ну, примерно как корова постоянно отдает «излишки» молока.
Она возразила с неудовольствием:
– Это Священное Дерево!
– Священное, – согласился я. – Так и назовем этот вид: санта санпликатас вульгарис. Чем оно размножается?
Уулла на глазах превращалась из милого существа с рожицей вечной скорби в оскорбленного и рассерженного зверька.
– Так нельзя говорить о Священном Дереве!
– Почему? – изумился я. – Даже все боги размножались, Зевс вон оставив тысячи потомков, даже ко- ров и тараканов не пропускал, а Посейдон, Аполлон, Арес?… Или все эти одины и торы, они тоже о-го-то!
– Я не знаю, о чем ты говоришь!
Я проговорил задумчиво:
– Наверное, желудями? Надо будет нарыть, как свинья под дубом. А что, Эзопу можно, а мне почему-то низзя?
Она отрезала:
– Такие вопросы не обсуждают даже жрецы!
– У вас и жрецы есть, – сказал я, – значит, еще не все потеряно. Однако если желудями, то нужно собрать побольше. Для вашей же выгоды, не поняла?
Она ответила озадаченно:
– Нет.
– Если посадить такие деревья, – сказал я, – например, в Гандерсгейме, который срочно нужно превратить во избежание народных волнений из королевства третьего мира в высокоразвитое, то вы сможете жить и там в кронах. Ну, если вдруг очередной проповедник нового пути не убедит вас начать новую жизнь, скажем, в норах!
Она смотрела ошалело, за полетом человеческой мысли вообще проследить трудно, это у эльфов они подобны полету стрижей, у троллей – бегу кабанов, а у нас несутся, как бабочки, эти дуры сами не знают, в какую сторону порханут в следующий момент, из-за чего их ни одна даже хитроумная и быстрая птица не поймает.
– Какие норы? – пролепетала она умоляюще. – О чем ты?
Я отмахнулся.
– Не бери в головку. Хотя надо подумать и насчет отводков или вегетативного размножения, что, наверное, одно и то же?… Гандерсгейм, как же я, сволочь, о тебе забочусь!
Она вытаращила и без того огромные глаза.
– Гандер… Гандер?
Я отмахнулся.
– Это у простого человека только одна голова на плечах, а у меня, отца народа, знаешь их сколько?…
Он прошептала в ужасе:
– Сколько?
– Обалдеешь! – сообщил я. – Потому вот одной головой смотрю на тебя, а другой думаю о благе всего человечества! Что, смешно?… Почему не смешно?… Я бы в этом месте заржал, а то бы и вовсе упал с лошади и валялся, как конь на траве, взбрыкивая и поржавывая… или поржевая? Поржувывая?… Эх, не подберу точного слова, а политикам нужно с ними быть осторожнее, чем поэтам…
Я запнулся на полуслове, шагах в десяти от дерева возникла группа таких же низкорослых и вообще миниатюрных существ, как Уулла, все в темных невзрачных халатах, а серый цвет я определил как маскировочный.
Наверное, они уже некоторое время стоят там, прислушиваясь к разговору, но я и сам себя не всегда понимаю, для подданных вообще харизмат и загадочник, а что поймут эти вот с крылышками…
Уулла поглядывала то на меня, то на них, но я, не зная местных ритуалов, предпочел скромно и с достоинством оставаться на месте. Хотя это я к ним прибыл, но нуждаются во мне они, так что в намечающейся торговле у меня некоторое преимущество.
Очень медленно, словно они такие вот страшные и опасаются меня спугнуть, начали приближаться все той же тесной группой.
Я приосанился и ждал, выставив вперед правую ногу и чуть откинувшись назад всем корпусом. Бобик, перехватив мой строгий взгляд, сел, но в нетерпении повизгивал, все существа невысокого роста кажутся ему детьми, с которыми так хорошо играть.