— Тебе лучше лечь.
Акио скривился и открыл глаза.
— Хватит, Мия!
— Я хочу помочь…
— Не надо.
И, опираясь рукой о стену, прошел за ширму, где стояла бочка-офуро. Девушка услышала плеск воды.
Она нахмурилась и сердито топнула. Ну почему он всегда такой?! Все делает по-своему, указывает и не желает слушать советов, даже если те продиктованы искренней заботой!
Потом Мия устыдилась этих мыслей. Только боги знают, чего стоил ему этот месяц. Если для Акио важно после всего пережитого снова распоряжаться, она будет слушаться.
Главное, он жив. И снова с ней.
Она робко заглянула за ширму.
— Ты как?
— Чудесно.
Он сидел в бочке, откинув голову на край. Глаза прикрыты, на губах блаженная улыбка.
— Мечтал об этом месяц.
Мия подошла, робко погладила его по щеке, опустила руку на плечо.
— Ой… вода же холодная. Нужны камни.
— Не нужны. Холодная — это хорошо.
— Ты не заболеешь?
Он засмеялся:
— Из тебя получится замечательная мамочка.
Мия тоже засмеялась, понимая, как глупо выглядят ее замашки наседки. Но слабость любимого мужчины вызвала к жизни какой-то дремучий материнский инстинкт, желание окружить его заботой, наставлениями и запретами.
Смех прервал стук со стороны двери и голос принцессы:
— Миако, я хочу поговорить!
Стоять под дверью и ожидать, пока дочка Кудо даст соизволение войти, Тэруко не стала. Предупредила, и довольно.
Под жалобное «подождите, пожалуйста, ваше высочество» она вошла внутрь и намеренно громко хлопнула дверью. Почти сразу же из-за ширмы вылетела Миако с совершенно ошалелым видом. На лице фрейлины застыло выражение паники, как у застигнутой преступницы, одежда была пыльной, а в прическе запуталась паутина.
— Ваше высочество, я сейчас не могу! — умоляюще пробормотала она.
— Почему?
— Я… — Она опустила взгляд и уставилась на подол кимоно — такой грязный, словно им протирали пыльный чулан. — Я неподобающе выгляжу.
— Я смогу это пережить.
— И плохо себя чувствую!
— Настолько плохо, что не можешь выслушать свою госпожу? — скептически спросила принцесса.
Паника девушки одновременно позабавила ее и показалась очень подозрительной. Дочка Кудо определенно что-то скрывала.
— Пожалуйста, ваше высочество! — Девушка протянула руки в умоляющем жесте. — Дайте мне десять минут, чтобы привести себя в порядок, а потом я приду в ваши покои и выслушаю все, что вы хотели мне сказать.
— Приводи, — милостиво разрешила Тэруко. И не тронулась с места.
Миако сглотнула:
— Ваше высочество, не нужно меня ждать.
Тэруко почувствовала, как ее начинает увлекать эта игра. Чем больше переживала фрейлина, чем отчаяннее она стремилась увести гостью из комнаты, тем больший азарт разбирал принцессу.
— Мне не трудно. Я подожду.
Ей показалось, что она услышала плеск за ширмой, и предположения о причине нервозности Миако приобрели совершенно иное направление.
Принцесса сделала шаг в сторону ширмы и поймала полный паники взгляд.
— Давай причешись. У тебя паутина в волосах.
Миако потянулась убрать ее. Потом нерешительно шагнула в сторону столика, где лежали гребни и шпильки, и снова обернулась на принцессу.
— Ну? — нетерпеливо спросила Тэруко. — Долго еще?
Из-за ширмы теперь уже совершенно точно раздался плеск воды. Тэруко дождалась, пока под ее пристальным взглядом фрейлина сядет у зеркала и распустит волосы, а потом одним рывком преодолела оставшиеся несколько шагов и заглянула за ширму.
В оправдание принцессы можно сказать, что она не ожидала нападения.
Показалось, что на нее налетел ураган. Неведомая сила развернула девушку, на горло лег локоть, что-то тяжело надавило сзади на затылок, и Тэруко почувствовала, что задыхается.
Она вцепилась в чужое запястье чуть повыше металлического браслета, потянула от себя и вниз, как учил отец. По пальцам потекла липкая жидкость, нападавший зашипел сквозь зубы от боли, но не выпустил жертву. Почти задыхаясь, принцесса попыталась ухватить его за волосы, но он был слишком высок.
— Акио, стой! Пожалуйста, не надо! — услышала она голос своей фрейлины, прежде чем потерять сознание.
Мгновения беспамятства длились недолго, в себя принцесса пришла буквально через пару минут. Ныли мышцы шеи, болело горло и было больно сглатывать. Над ухом спорили голоса — нежный женский и резкий и низкий мужской.
— Подожди, не надо…
— Надо. Или скоро здесь будут люди Ясукаты.
— Принцесса не станет звать стражу.
— Сколько можно повторять: не спорь со мной, Мия!
Тэруко приоткрыла глаза — совсем чуть-чуть, незаметно, чтобы не привлекать внимания.
Она лежала на полу все в том же закутке за ширмой. Рядом стояла ее фрейлина и горячо, всплескивая руками, убеждала в чем-то сидящего на полу мужчину.
Выглядел мужчина странно. Так, словно болен какой-то особо мерзкой болезнью. Вроде тех, что мастерски насылал Шин. Мускулистое тело покрывали струпья, порезы и шрамы. Кое-где под коростой виднелась новая кожа неприятного ярко-розового цвета. Сквозь корочку струпьев сочилась сукровица.
Тэруко передернуло от омерзения. Взгляд скользнул по руке мужчины, по широким браслетам из темного металла и стесанной в мясо коже под ними. Остановился на распухших, лишенных ногтей пальцах в грязных бинтах, и принцесса вдруг поняла, что все это — не болезнь.
От неожиданности она ойкнула и села. Миако и незнакомец тут же прекратили спорить и уставились на нее.
— Очнулась!
Ей не понравились интонации, с которыми он это произнес. Словно озвучил приговор. Девушка усилием воли заставила себя перевести взгляд с обожженного тела на лицо и закусила губу, чтобы не вскрикнуть.
Тэруко всего один раз в жизни видела генерала Такухати — мельком, несколько лет назад. Но высокий синеглазый мужчина с горделивыми и резкими чертами лица запал ей в память. А одобрительное уважение, с которым отец отзывался о генерале, надолго превратило Акио Такухати в героя ее девичьих грез.
Пусть прошло немало времени, пусть издали и в доспехе Ледяной Беркут показался двенадцатилетней Тэруко настоящим великаном, пусть сейчас он был измучен пытками и тюремным заключением, пусть теперь его лицо отчасти скрывала борода, ошибиться принцесса не могла.
— Генерал Такухати? — зачарованно пробормотала она.
Мужчина поморщился. Синее пламя в его глазах угрожающе полыхнуло.
— Она меня узнала, — с нажимом произнес он, глядя на Миако.
Принцесса тоже перевела взгляд на фрейлину. Та поклонилась, молитвенно сложила руки на груди и заговорила:
— Пожалуйста, ваше высочество, не выдавайте нас. Умоляю, простите это нападение…
— Не унижайся, — резко перебил ее мужчина, но Миако взмахнула рукой, призывая его к молчанию, и продолжала, обращаясь к Тэруко:
— Ваш брат — страшный и подлый человек. Вы же видите, что он сделал с Акио! Прошу, позвольте нам все объяснить…
— Хорошо. — Принцесса кивнула и, не удержавшись, еще раз посмотрела на Такухати.
Неужели это действительно Ледяной Беркут? Кумир ее юности, о котором она втайне грезила? Сколько раз Тэруко представляла себя его верной спутницей, сколько раз жарко мечтала, как последует за ним на войну, переодетая мальчиком, в сражении спасет его жизнь. Как он узнает ее, полюбит и захочет назвать своей женой.
Созданный ее воображением Акио Такухати был воплощением всех мыслимых и немыслимых достоинств. С равным совершенством сражался, командовал армией и красиво ухаживал, забрасывая Тэруко комплиментами. Он всегда был вежлив, заботлив, интересовался ее мнением, сносил капризы, выглядел как ожившая мечта и готов был сделать для Тэруко абсолютно все.
Сейчас идеал сидел, бессильно привалившись к стене, и мерил принцессу недобрым взглядом. От него пахло кровью и болезнью, с влажных волос стекали струйки воды.
А еще Тэруко вдруг поняла, что он полностью обнажен. Это открытие невероятно смутило принцессу. Она почувствовала, как вспыхнули щеки, как густая краска залила лицо, шею и даже уши, и отвернулась в полном смятении.
— Я слушаю, — выдавила она.
— Акио — мой жених. Я отправилась ко двору и стала вашей фрейлиной, чтобы спасти его. Сегодня мне наконец удалось это сделать. Пожалуйста, ваше высочество, не выдавайте нас!
— Твой жених? — недоверчиво переспросила Тэруко.
— Да! — На лице фрейлины вспыхнула счастливая улыбка. — Мы обручились на крови.
Жестокие слова «ты же смесок!» замерли на губах. Тэруко ощутила зависть. Даймё Эссо мог бы выбрать любую девушку в Оясиме. И среди невест хватало знатных, родовитых и богатых. Брак с незаконнорожденной, пусть и признанной отцом, дочерью от наложницы был тем еще мезальянсом, даже если забыть, что род Кудо не относился к высшей знати.