По-моему, у меня та еще команда!- Что вы говорили, комиссар?- Что вместе с сотрудником картографического отдела вы составите карту распространения проституции в Париже.- Отличная мысль!- орет Берюрье.- Будем ее продавать туристам на Елисейских Полях и наживем себе целое состояние.- Дальше, комиссар?- Когда мы получим графическое изображение проблемы, то выделим две машины без опознавательных знаков полиции для постоянного патрулирования этих районов. Разумеется, эти машины будут радиофицированы и станут передавать информацию по мере ее сбора в контрольный центр.- Неплохо,- одобряет Пакретт, посасывая эвкалиптовую пастилку.Толстяк не может сдержаться:- Подумать только, мы организовываем охрану путан и будем драть свои задницы, защищая ихние!Он проводит своим чудовищным ярко-красным языком по губам, похожим на две сосиски.- Я вам скажу одну вещь, ребята. Жизнь- мерзкая штука!- Глядя на тебя, в этом не сомневаешься,- отвечаю я. Он не оценивает мою шутку и советует мне засунуть мои мнения о нем в одно неудобное для этого место. Пино, свалившийся со стула, просыпается.- Вы уже здесь! - бормочет он, глядя по сторонам.- Как видишь, мы быстро управились,- говорю ему я.- А теперь, ребята, возвращайтесь по домам, докажите вашим супругам, что их брак не фиктивный, и набирайтесь сил для завтрашнего дня.- Слава богу, я не женат,- отвечает Пакретг.Расставшись с ними, я вспоминаю о домино Эктора, разложенном на столе в нашей столовой, и содрогаюсь. Мысль о новой встрече с жутким кузеном для меня настолько невыносима, что я предпочел бы пойти прогуляться в морг, только не возвращаться домой.Котлы на моей руке показывают десять часов. Самый идиотский час вечера. Это все равно что три часа утра. Человека, которому в этот час нечем заняться, остается только пожалеть. Дело маньяка давит мне на нервы. Я терпеть не могу психов, у меня из-за них возникает ощущение неловкости. По-моему, для этого задания больше подходит психиатр, а не я. В любом случае нет нужды пороть горячку. Маньяк уже поработал на этой неделе, так что у нас есть время.Я сажусь в свою машину и наугад еду по улицам. Они почти пусты, что чертовски приятно. Если бы был богачом, то ездил бы только по ночам.Эта зимняя ночь как на заказ. Светит луна, воздух почти теплый, как будто природа перепутала числа и решила, что начинается апрель.Я подъезжаю к Опере, сворачиваю на бульвар Капр и вдруг замечаю, что нахожусь в нескольких сантиметрах от улицы Годо-де-Моруа (не путать с Моруа Андре из Французской академии).Моя персональная киношка прокручивает восьмимиллиметровый фильм о деле Буальвана. Я снова вижу комнату консьержки, где мы сидели в засаде, человека за рулем тачки, то, как он снял девочку, как мы его преследовали, вижу драму на берегу...Не знаю, какой полицейский инстинкт заставляет меня вернуться на место наших подвигов. Я поворачиваю на нужную улицу и тащусь по ней на смехотворной скорости. Увидев блондинку, меряющую шагами свои пятнадцать метров асфальта, я прижимаюсь к тротуару и подъезжаю к ней.- Пойдем со мной, голубок,- мурлычет она таким тоном, от которого закружилась бы голова и у черепахи.- У тебя плохо с зоологией, моя красавица,- говорю я, останавливаясь. - Я не голубок, а легавый.Тут она меня узнает, и ее радость достигает размеров безумного ликования.- О! Мой спаситель!- Браво, дорогуша, ты лучшая физиономистка, чем фотоаппарат.- Как приятно вас снова увидеть. Здорово, когда тебя спасает такой красивый парень. Мы не виделись с того случая на прошлой неделе...Она виляет задницей, чтобы соблазнить своего спасителя.- Чем вы занимаетесь?- воркует она.- Я, как ты: ищу клиентов.- У вас что, тоже мертвый сезон?- Я бы не сказал. А как твои дела?Она пожимает плечами, достает из сумочки две сигареты, протягивает одну мне и вздыхает, ожидая, пока я дам ей огня.