Она уже столько раз била меня, что теперь я почти не
замечаю её пощечин. Правда, сейчас все было по-другому, но мы с
ней и раньше сцеплялись всякий раз, когда оказывались в одной
комнате.
— А что было по-другому на этот раз?
Она задумалась и наконец ответила, сдвинув брови:
— На этот раз она была полна лютой ненависти, а не просто
раздражена, как бывало раньше. Теперь я взрослая, а она не может
этого стерпеть, хотя я и не понимаю, почему.
— А кто она такая?
— Вторая жена моего отца.
— А, стало быть, она твоя мачеха. Люди рассказывают много
историй об их злобности. От одного моего знакомого скальда я
слышал рассказ о том, как мачеха превратила свою падчерицу в тыкву
и оставила её на поле, чтобы она там сгнила. К счастью, мимо
проходил маленький мальчик. Он пнул тыкву ногой, и она жалобно
застонала от боли. Тогда мальчик дотронулся до неё рукой, и она
снова превратилась в падчерицу. Мальчик испугался и убежал.
— Твоя речь не похожа на речь дипломата. Может, ты все-таки
обычный человек, как и прочие?
— Возможно, когда-нибудь ты услышишь эту историю о злой
мачехе со всеми подробностями. Но вернемся к разговору о твоей
мачехе.
— Мой отец любит её, несмотря на всю её злобность,
сварливость и тщеславие. Как-никак она родила ему четырех сыновей.
— Понятно.
— Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что здесь видел, —
сказала она, глядя на него с угрозой.
— А зачем мне об этом рассказывать? Разве это так уж
интересно? Разве мой рассказ мог бы кого-нибудь позабавить или
поднять в чьих-то глазах мой авторитет?
Она фыркнула.
— Ну вот, ты опять ничего не сказал по существу, просто задал
дурацкий вопрос. По-моему, ты довольно плохой дипломат.
— Возможно, — спокойно согласился он. — Однако ты не ответила
на мой вопрос: зачем мне рассказывать кому-либо о том, что ты
пыталась выдрать волосы у своей мачехи?
«Подбородок у неё упрямый, но красивый», — подумал Клив.
— Ну, хорошо, — сказала девушка. — Все равно ты в конце
концов узнаешь, разнюхаешь, на то ты и дипломат. Моя мачеха — это
королева Сайра, жена короля. Когда он на ней женился, то сначала
называл её Нафтой — так звали мою покойную мать, но ей это ужасно
не нравилось, и он позволил ей снова носить прежнее имя. Это было
после рождения её первого сына.
— Сколько сложностей. Так, значит, ты дочь короля?
— Да, я Чесса.
— Необычное имя.
— Не такое необычное, как то, которое мне дали при рождении.
Все изменилось, когда мой отец женился. Кстати, у тебя тоже
необычное имя.
— Возможно. Но мне оно нравится.
— У тебя разные глаза: один золотистый, другой голубой, как
будто боги не смогли решить, какой цвет тебе больше подходит. Но
получилось неплохо.
— Что получилось? Мои глаза?
Он ждал, что Чесса ответит, но она ничего не сказала. Клив
улыбнулся, наблюдая, как она заплетает косы и подумал: «Она ни
разу не поморщилась, глядя на мое лицо».
* * *
В просторной комнате короля Ситрика было много воздуха, стены
— белые, как крыло голубки, чистые, без единого клочка паутины в
углах.