блокируется, и я могу убить человека, ведь на мне полная
ответственность за их жизни, это непозволительно.
Вторая нижняя тоже получила от меня сильные
повреждения. Больше я такое не практиковал. С этого
момента я не занимаюсь сексом во время сессий, я
просто получаю наслаждение, выпускаю пар, а потом
выбираю ту, которую хочу трахнуть, с использованием
девайсов как у Грея, но не позволяю себе кого-то
целовать. Даже желания не возникало. Вот так-то.
Он наливает себе ещё один бокал шампанского и тут же
опрокидывает в себя. Я сижу полностью поражённая его
рассказом, и пока он говорил, я все это представляла в
голове, и мне стало...жаль его.
Сердце сжалось, а кожа покрылась мурашками от его
слов, по телу прошлась волна ледяного холода. Меня
начало немного потряхивать, и я не смела больше на него
смотреть.
— Ты их сильно бьёшь? — сипло спрашиваю я.
— Да, — чётко отвечает он, и мне становится плохо.
— Почему? Зачем ты заставляешь людей испытывать
боль? — я понимаю, что сейчас расплачусь и сглатываю
неприятный ком в горле, моргая, чтобы помутневшее
зрение вернуло чёткость.
— Власть, подчинение, безоговорочный контроль. Это
мой способ расслабления, выместить свою агрессию и
увидеть результат.
— Ты садист, — шепчу я.
— Я тот, кто я есть.
— Прости, это для меня слишком, — качаю я головой.
— Ни одна нижняя не имеет права смотреть в глаза
верхнему. Ни одна нижняя не имеет права перечить ему.
Ни одна нижняя не имеет права делать то, что я
позволяю тебе. За это их ждёт наказание, но не тебя. Ни о
чём это тебе не говорит, Мишель?
Я поднимаю голову и смотрю на него непонимающе. Он
немного подаётся вперёд и его губы растягиваются в
улыбку.
— Я хочу тебя рядом со мной, не как нижнюю, а как
девушку, которую могу держать в своих руках.
— Но...эти все сессии, ты же не откажешься от них, — с
горечью отвечаю я.
— Нет, но у меня в сессиях нет полового контакта, если
тебя это волнует.
Его слова разбивают все мои надежды и мечты, я
усмехаюсь, вставая с места.
— Прости, но нет. Это все не для меня. Я не могу, — жму
я плечами, и его лицо каменеет на глазах, что я в ужасе
шарахаюсь от него, а собака тут же поднимается с пола, наблюдая за нами.
— Хорошо, — холодно произносит он и встаёт. — Я
вызову Майкла и уезжай, убегай снова от меня.
— Я не убегаю. Я не знаю, как...как...ты будешь бить кого-
то до полусмерти, а потом улыбаться мне, но я ведь буду
в курсе всего. Это...ужасно, — я облизываю губы и
хлюпаю носом.
— Твои руки будут в крови, даже если её не будет видно.
Они будут грязными, а я...я просто. Да почему ты такой?
— я срываюсь на крик и отворачиваюсь от него, чтобы
смахнуть слезы отчаяния.
— Мишель, каждый в этом мире извращенец. Только надо
понять степень извращения и принять её, тогда станет
легче. Я не могу изменить себя, я такой, какой есть. Да, у
меня есть изъяны, но от этого я не перестаю быть
человеком, мужчиной, который тоже желает нежности, заботы и тебя, — я слышу его шаги позади, но не могу
остановить поток слез, яростно подтирая глаза, ненавидя
себя за свою слабость.
— Даже ради меня? — шепчу я и поворачиваюсь к нему, вглядываясь в ничего не отражающие карие глаза.
Он вздыхает и проводит рукой по волосам, поджимая
губы.
— Понимаешь, у меня есть наследственная
неконтролируемая ярость, которую мне надо куда-то
сливать. И я выбрал такой способ, он подходит мне, если
я этого не буду делать, то могу сорваться на тебе.
Тогда...я не хочу носить тебе цветы на кладбище, — мрачно отвечает он.
Я опускаю глаза, а в груди так давит, что дышать
становится сложно. Почему он? Почему такая
несправедливость?
— Крошка, — нежно произносит он и поднимает моё лицо
двумя пальцами, я не могу смотреть на него и перевожу
взгляд за его спину в темноту.
— Я не могу смотреть на твои слёзы, они сбивают меня. Я
думал, что всё будет просто. А оказалось так сложно, что
я теперь сам не знаю, что мне делать с тобой и с собой. Я
хочу дотронуться до тебя, я хочу поцеловать тебя, хотя
это невозможно, я хочу доказать тебе, что я не монстр. Я
обычный, несколько со странными вкусами, но я такой же, как и все, — в его голосе столько боли, что мой
подбородок начинает дрожать, а из глаз выкатываются
слёзы.
Он резко притягивает меня к себе, и я утыкаюсь носом в
его рубашку и позволяю себе просто разреветься, хватаясь за его шею. Меня разрывает внутри от
сочувствия, от желания помочь ему, от его слов, от его
неправильности, от него. Я вязну в нём так сильно, что
назад дороги нет. Я не смогу забыть его, но и принять его
жизнь тоже не в силах.
— Тише, крошка, тише, не плачь, — он гладит меня по
волосам, а мои ноги дрожат, как и все тело в его руках.
Я чувствую его тепло, и это заставляет меня испытывать
физическую боль от ужаса его тёмной стороны.
— Останься со мной, Мишель, останься, — просит он, а у
меня нет ответа. Я просто молчу, всхлипывая и сжимая
его затылок.
— Доверься мне, я не причиню тебе боли, если ты сама
этого не попросишь. Я хочу тебя для себя, только для
себя, крошка, — продолжает он, сильнее обнимая меня, и
я ощущаю поцелуй в волосы, затем ещё один в висок. Он
отбрасывает мешающие пряди назад и начинает
покрывать горячими поцелуями мою шею, что я
задыхаюсь от слез и от его действий.
Его губы переходят на мои мокрые щеки, рука хватает
меня за волосы, чтобы голова подалась назад. Я
выдыхаю и открываю глаза, смотря на него помутневшим
взглядом.
— Я...я, — забываю обо всех оборотах речи и просто
открываю и закрываю рот.
— Будь со мной, — шепчет он, лаская рукой мою скулу, и
проводит пальцем по пересохшим губам.
— Мишель, — его глаза бегают по моему лицу.
— Я не знаю, — я зажмуриваюсь и мотаю головой.
— Ты не хочешь даже попробовать?
— Я не хочу, чтобы ты бил кого-то, испытывая
наслаждение, — облизывая губы, произношу я
сдавленно.
Он закрывает глаза и резко отстраняется от меня, что я
пошатываюсь без опоры, замирая в позе «сломанной
куклы». Ник отвернулся и подошёл к столу, облокачиваясь на него руками. Его спина напряжена, а
голова опущена вниз — значит он зол и раздражён. Я
вытираю текущий нос и не двигаюсь, ожидая его новой
вспышки ярости.
— Ты будешь со мной, рядом со мной, больше не будет
Люка, больше никого не будет. Только ты и я в моём
мире. Согласна? — резко говорит он, не поворачиваясь.
— Твой мир не для меня, Ник.
— А какой мир для тебя, Мишель? — усмехается он и
поворачивается. Его грудь вздымается слишком часто
для спокойного состояния, что я делаю ещё один шаг
назад.
— Нормальный.
— А что есть нормали в этом мире?
Я не нахожу слов и сжимаю губы, опуская голову вниз. У
нас разные понятия, мы противоположности, но они ведь
притягиваются.
— Ты сама не знаешь, что хочешь. А я уверен в том, что
хочу. Тебе не хватает смелости ответить мне, потому что
ты боишься нарушить свои мнимые правила, которые
определила для себя. Почему, Мишель? Ты задавала
вопросы, теперь я хочу знать, почему ты прячешь свои
эмоции в себе и не разрешаешь им жить? Зачем ты
водишься с кем-то вроде Люка, когда у тебя больше
возможностей? — зло требует он, а я кривлюсь.
— Не твоё дело, — сипло отвечаю я.
— Моё, чёрт возьми! Это моё дело, Мишель! Ты такая же
извращённая, как и я, только ты хуже, чем я. Я открыто
говорю о своих страхах, о своих предпочтениях, а ты
издеваешься над собой в душе. Расскажи мне, потому что
я пойму в отличие ото всех. Я единственный, кто видит
тебя настоящую, — его интонация меняется с крика на
уже более спокойную.
Это точно и разрушительно бьёт по моей броне, что я
делаю шаг назад и упираюсь в диван, опускаясь на него.
Сил больше нет в теле, они покинули меня. Ник быстрым
шагом подходит ко мне и садится на корточки, беря мои
руки в свои.
— Давай, крошка, я слушаю тебя, я помогу тебе, — просит он. Шторм активизируется и, цокая лапами, доходит до нас, он утыкается мордой в моё бедро, как
будто поддерживая меня, пытаясь придать уверенность, и
это вызывает улыбку.