- Налей мне еще чашку, пожалуйста.
Мегрэ придвинул телефон и набрал междугородную. Телефонистка повторила номер, и тут Мегрэ подумал, что если их вчерашние предположения справедливы, то его телефон прослушивается. Настроение сразу испортилось. Его снова охватило отвращение, как тогда, когда он осознал, что, помимо своей воли, втянут в политическую махинацию. И он опять ощутил неприязнь к Огюсту Пуану, которого совершенно не знал, никогда не встречал и который, несмотря на это, счел возможный обратиться к нему, чтобы он вызволил его из беды...
- Мадам Шабо?.. Алло!.. Это мадам Шабо?.. Говорит Мегрэ... Нет, нет, это Мегрэ!..
Мадам Шабо была туговата на ухо. Ему пришлось повторить свое имя раз пять-шесть и еще уточнить:
- Жюль Мегрэ, который служит в полиции... Тогда она воскликнула:
- Вы в Фонтене?
- Нет. Я звоню из Парижа. Ваш сын дома?
Она кричала очень громко, в самую трубку. Мегрэ не разобрал, что она ответила. Прошла почти минута, прежде чем он услышал голос Шабо.
- Жюльен?
- Да.
- Ты слышишь меня?
- Так же хорошо, как если бы ты звонил с нашего вокзала. Как поживаешь?
- Прекрасно. Слушай, я беспокою тебя, чтобы навести кое-какие справки. Я тебя, наверно, оторвал от завтрака?
- Чепуха.
- Ты знал Огюста Пуана?
- Который стал министром?
- Да.
- Я часто его встречал, когда он был адвокатом в Ла-Рош-Сюр-Ионе.
- Что ты о нем думаешь?
- Замечательный человек.
- Расскажи о нем подробнее. Все, что придет в голову.
- У его отца Эвариста Пуана в Сен-Эрмане, городе Клемансо, гостиница, славящаяся не апартаментами, а великолепной кухней. Гурманы приезжают издалека, чтобы там поесть. Ему, должно быть, за восемьдесят. Несколько лет назад он передал все дела зятю и дочери, но продолжает заниматься ими. Огюст Пуан - его единственный сын. Он учился почти одновременно с нами, но сначала в Пуатье, а потом в Париже. Ты меня слушаешь?
- Да.
- Продолжать? Право он зубрил, как проклятый. Потом открыл адвокатскую контору на площади Префектуры в Ла-Рош-Сюр-Ионе. Город ты знаешь. Несколько лет он занимался в основном тяжбами между фермерами и землевладельцами. Женился на дочери тамошнего стряпчего, Артюра Белио; тот года три назад умер. Вдова его и сейчас живет в Ла-Рош.
Думаю, если бы не война, Огюст Пуан продолжал бы спокойно адвокатствовать в судах Вандеи и Пуатье.
Во время оккупации он ничем себя не проявлял, продолжал жить так, будто ничего не изменилось, и все были страшно удивлены, когда за несколько недель до ухода немцы его арестовали и отправили сперва в Ниор, а потом куда-то в Эльзас. Одновременно арестовали еще не то трех, не то четырех человек, среди которых был один хирург из Брессюира, и тогда стало известно, что всю войну Пуан прятал у себя на ферме неподалеку от Ла-Рош английских разведчиков и летчиков, бежавших из немецких лагерей.
В городе он появился снова через несколько дней после освобождения.
Он очень отощал и плохо себя чувствовал. Героем он себя не выставлял, не лез ни в какие комитеты, не принимал участия в разных парадах. Помнишь, какая тогда была сумятица. И во все замешивали политику. Нельзя было разобраться, кто "чистые", а кто "нечистые".