— Спасибо, — виновато проронил он.
Кажется, деньги, оставшиеся у Ксении, были по-прежнему в ходу. Не динары, не синие ооновские банкноты — обыкновенные русские рубли. В две тысячи первом не все еще было потеряно.
Находясь в обществе Куцапова, я волновался в основном за то, чтобы он сгоряча не ухлопал кого-нибудь из местных. Ксению я взять с собой не мог — я помнил взгляд Тихона. Не исступленный, нет. Спокойный до змеиного оцепенения. Петрович ошибался, Тихон не мечтатель. Он практик. Разложил Вселенную на атомы, произвел инвентаризацию, внес свои изменения и вновь слепил в единое целое. Нет, не мечтатель. Механик.
Ксения подождет меня в подвале. Если я когда-нибудь и позволю ей встретиться с Тихоном, то не раньше, чем он будет закован в пудовые кандалы.
Вместо Куцапова я мог бы выбрать Левшу, но он был еще более непредсказуем, к тому же до беспамятства влюблен в свой автомат, а такую дуру под рубашкой не спрячешь. Веселый в принципе внушал доверие, но я опасался, что в две тысячи первом матерящийся чернокожий вызовет толки. Кого я еще знал — Коня и Майора? Эти — узкие специалисты, а здесь нужен мастер на все руки.
— Колян, почему вы называете психолога Майором?
— Так майор и есть. Он в войсках служил, по медицинской части. Когда вооруженные силы разогнали, ему предложили перейти в армию Ирака. А он им сказал, что в зоопсихологии не разбирается.
— Сильно. Арабы не обиделись?
— Нет, только голову отрубить хотели. Его Веселый вытащил. Он вообще многих спас.
Граждане мирно текли по своим делам, не замечая двух спешащих субъектов, и вряд ли кто-то догадывался, что у одного имеется ствол, а у другого — невзрачный приборчик, похожий на пульт от телевизора. Но еще больше они удивились бы, узнав, что не пистолетом, а именно дыроколом можно перевернуть весь мир — и даже точка опоры не понадобится.
— Нам нужны колеса, — сказал я.
— Дело нехитрое, только до центра добраться.
— Желательно без криминала.
— Никаких угонов, — заверил Колян.
Я подошел к автобусной остановке и смешался с пассажирами. Так ловить такси было безопасней: если мне снова не повезет с машиной, стрелять по толпе они не посмеют.
У тротуара затормозил «Москвич» ярко-желтого цвета. Я раздосадованно махнул рукой — мол, проезжай дальше, частники нам не нужны. Водитель открыл правую дверь и, пригнувшись, посмотрел на меня.
— "Мерседес" ждешь?
На крыше «Москвича» светился оранжевый гребешок с черными кубиками и словом «TAXI».
— Почему по-английски написано?
— А по-какому надо? По-китайски, что ли?
В «Москвиче» было тесно и холодно. Спереди просачивался дурманящий запах бензина.
— Включи печку, — велел Колян. — Что-то я мерзну.
— Нельзя, задохнемся.
— Так открой окна.
— Тогда продует, — ответил водитель, закуривая мятую сигарету без фильтра. К счетчику он даже не прикоснулся.
Мы остановились на «Пушкинской», и я расплатился. Таксист озадаченно уставился на деньги.
— Что-то не так, братан? — многозначительно произнес Куцапов.
— Все нормально. Только бабки ненастоящие.
— Фальшивые?
— Да вроде нет. Менделеев, я смотрю, как живой, — таксист кисло улыбнулся. — Но где вы видели на полтиннике Менделеева?
— А кто же там, Гитлер?
— Бурлаки.
— Какие еще бурлаки?
— Которые на Волге. Картина такая. У вас другие бабки есть?
— Другие тебе еще больше не понравятся, — сказал я.
— Вы откуда, мужики?
— С Луны, — насмешливо бросил Колян, приставляя к его горлу пистолет. — Ты уж извини, но у нас, на Луне, такие деньги. С Менделеевым.
— Понял, — кротко ответил водитель. — Сдачу давать? — осведомился он, не дыша.
— Оставь себе. Свободен.
— Спасибо, мужики.
— Где ты взял эти бумажки? — спросил Колян, выйдя из машины.
— Бумажки — это то, что у таксиста, а у меня деньги.
— Понятно. А Пушкин на твоих деньгах был?
— Естественно. На сотне. Ты что, не помнишь?
— Помню. — Куцапов обернулся и тоскливо посмотрел на памятник. — Трех богатырей помню.
Мы миновали позор русской кухни — «Макдоналдс», затем аскетичный дворик Литинститута и направились вдоль Тверского бульвара дальше, к самому центру. Не доходя до Никитских Ворот, Куцапов неожиданно свернул в один из кривых переулков. Я было решил, что Коляну приспичило, но заметил, как он обхаживает черный «БМВ».
— Нравится? — спросил он, с нежностью притрагиваясь к стеклам.
— Колян, хватит хулиганить.
— Это моя тачка, Миша. Даже не верится, что ты мог изуродовать такую красавицу. Увел бы что-нибудь попроще.
Я осмотрел машину со всех сторон — ни царапины.
— Та была красного цвета и обтекаемая, как пуля. «ЗИЛ-917» называется. И хотя разбил я ее сегодня, ты об этом узнал еще три дня назад.
— Что ж ты меня, заранее предупредил?
Я промолчал. Куцапов не стал настаивать и занялся автомобилем. Первым делом он залез под заднее колесо и, кряхтя, что-то там отсоединил. Потом он попросил меня принести кирпич, а сам поднял с земли ветку и улегся под капот. Кирпичей поблизости не нашлось, и я выворотил из раздолбанного тротуара кусок асфальта килограмма на три.
— Подойдет?
— Должно. Отойди-ка.
Куцапов с размаха врезал глыбой по замку багажника. Крышка плавно откинулась, а «БМВ» залился оглушительным воем. Колян резво нырнул внутрь, и визги сразу смолкли. Затем он выбил боковое стекло и, просунув руку, открыл дверь. Я без приглашения занял место справа и стал наблюдать, как Колян соединяет провода из рулевой колонки. В зеркало я увидел, что из подъезда выскочил и устремился к машине крепкий парень с крупным черепом. Как заработал мотор, я не услышал, но приборная доска вдруг ожила, стрелки плавно качнулись, и так же плавно, но не мешкая, мы сорвались с места.
— У меня это вышло быстрее и с меньшими потерями, — заявил я нахально.
Куцапов-младший в шлепанцах и спортивных штанах пробежал по переулку до пересечения с бульваром, но его надежды на то, что мы задержимся у выезда, не оправдались. Колян рисково вырулил перед самым носом у «Жигулей» и понесся к Арбату.
Несмотря на то что эта акция сильно отличалась от угона «ЗИЛа», я снова подумал о Ксении и преисполнился гордости и какой-то лихой уверенности: все у нас получится. Я и вообразить не мог, что привязанность к другому человеку добавляет столько страсти и интереса к жизни. Впервые со времен манного детства я не чувствовал себя одиноким — это было восхитительно и странно, поскольку я давно уже смирился с тем, что существую отдельно от шести миллиардов гомо сапиенсов. Более того, я подозревал, что все население Земли так же одиноко, как я, просто оно умело это скрывает.
Перед глазами встал бункер, освещенный десятками керосинок, Ксюша, ожидающая моего возвращения, и во всем вдруг обнаружился смысл. То, что я сейчас делал, было нужно не мне, не какому-то там человечеству, а одной-единственной девушке, ради которой я был готов на любое безрассудство.
Вместе с этой упоительной мыслью появилась и другая, предательская: меня крайне тревожил случай с Мамой. Что, если после нового переброса я вернусь с другой памятью или она изменится у Ксении, не суть важно. Мы можем вновь стать чужими, и я опасался, что повторного счастья не выйдет. Для чего тогда всё: куцаповы, тихоны, дыроколы, сопротивления, для чего тогда я сам?! Нет, Ксения обязательно меня дождется — именно такой, какая она есть. Не верить в это — значит не победить.
Светофор работал как часы, и одно только это уже настораживало. В прошлый раз или, если можно так выразиться, в прошлые разы он подолгу держал красный для главной дороги — проспекта, название которого в моей памяти почему-то не отложилось. Подходило «время Ч», до аварии оставалось меньше минуты, но ни такси, ни фургона «Москарго» на перекрестке не было. Из знакомых машин я отыскал лишь красный «ЗИЛ», да и тот стоял не там, где ему положено, а позади. Стоило ему притормозить, как загорелся зеленый, и группа из двух десятков автомобилей, синхронно разогнавшись, умчалась прочь.
Словно подгадав, когда проезжая часть освободится, на асфальт без грохота, без всякого фурора свалилась бронированная дверь, а еще дальше, метрах в ста — две худые фигурки. Они тут же поднялись и скрылись за домами, а кусок железа продолжал лежать поперек дороги, не вызывая у прохожих никакого интереса. Объяви об этом происшествии газеты, здесь бы сразу образовалось столпотворение, люди долго еще приходили бы к этому месту в надежде на новое чудо. По всей стране выявилась бы армия очевидцев, были бы написаны подробные мемуары, а человек как минимум триста признались бы, что это они прибыли с другой планеты, чтобы научить нас правильной жизни. Возможно, именно так все и будет, но только после того, как раскачаются газетчики, а пока водители раздраженно объезжали артефакт, принимая его за кусок металлолома.