Как только мы сели завтракать, раздался новый звонок, на этот раз в дверь.
— Кого еще принесло в такую рань? — возмутилась Алена.
— А чего ты на меня сразу смотришь, как будто это ко мне? — воскликнул Миша.
— Никуда я не смотрю. Иди открой.
В дверь опять позвонили — длинно и негодующе. Точно так же, как звонил Мефодий, когда он заявился ко мне в Перово. Я отодвинул тарелку и, выйдя в прихожую, приник к глазку. На лестнице никого не было.
— Наверное, ребятишки балуются.
— Нет, два раза звонили, — сказала Алена. — Открой. Что вы, как не мужики совсем!
Я выглянул на площадку и прислушался. Ни шороха шагов, ни гудения лифта. Не мог же звонок сам сработать! Я проверил кнопку — в порядке.
— Соседи, — догадался Миша. — Им все время неймется: то муки одолжить, то еще чего…
Штаны нашлись на полу, рубашка — за креслом. Ладони сами хлопнули по джинсам, и прежде, чем я сообразил, в чем дело, меня бросило в жар: машинки не было! Я принялся копаться в ящиках, хотя предчувствовал, что это бесполезно. Не оказалось прибора и под кроватью. Слабая надежда на то, что он выпал из кармана, рухнула.
Дальнейшие поиски смахивали на панику. Я перерыл все полки и шкафы в обеих комнатах. Оставалась еще кухня, на которой продолжали ворковать я и моя жена, но уж там машинки точно быть не могло.
Окончательно убедившись, что прибор пропал, я опустошенно сел на пол и закурил. Теперь уже было ясно, что его кто-то спрятал. Вопрос лишь в том, кто и когда. Неужели им хватило тех нескольких секунд, что я провел на лестнице?
— На фиг она мне сдалась? — заявил Миша.
— Мне тоже ни к чему, — сказала Алена. — Найдется твоя машина времени, завалилась куда-нибудь.
— А сама она не могла исчезнуть? — беспечно поинтересовался Миша. — Наступили ночью ногой, она и включилась.
— Думай, что говоришь! Как я тогда вернусь?
— Не накручивай ты себя! Идите к своему Кнуту, а я еще раз посмотрю, все равно убираться хотела.
Я снова залез под кровать, отодвинул кресло, заглянул за телевизор — машинка словно испарилась.
— Миша, это не шутки, — сказал я на улице.
— Ну не брал я, — ответил он, прижимая руки к груди.
— Пока я открывал дверь, Алена из кухни никуда не выходила?
— Только за журналом.
— Надолго?
— Туда И сразу обратно. Думаешь, Алена? Зачем ей?
— Не знаю, — вздохнул я.
— Найдется, вот увидишь.
В двух кварталах от дома Кнутовского проходило маленькое, но шумное гулянье. Перед новым одноэтажным зданием собралось человек пятьдесят. Рядом стоял грузовик с откинутыми бортами. В его кузове, как на сцене, несколько молодых ребят, задорно приплясывая и тряся патлами, наяривали на гитарах какой-то хит пятилетней давности.
Кирпичная постройка вся была обвязана разноцветными воздушными шарами — того и гляди взлетит. У входа расхаживал смуглый мексиканец в красивой замшевой курточке с индейским орнаментом.
— Лучшая еда, лучшие напитки! Всем клиентам небывалые скидки! От Москвы до самых до окраин самый щедрый — это наш хозяин!
— Похоже на театр Карабаса-Барабаса, — заметил Миша. — Ресторан, что ли, новый открылся?
— Любимое заведение Кнута. Мне не нравится, у меня от их соусов изжога. А Шурик сюда частенько наведывается. Будет наведываться, — поправился я.
— Сегодня! — продолжал зазывала. — В первый день работы! Скользящие цены! Первая рюмка за полцены, вторая за одну копейку! Не верите? Это еще не все! Третья рюмка бесплатно!
— А за четвертую доплачиваете?! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Зайдите и посмотрите на наши рюмки, — не растерялся мексиканец. — До четвертой дело не дойдет!
— Рванем для храбрости? — предложил Миша. — Проверим, что у них за скользкие цены такие.
В ресторане было многолюдно — русский человек редко проходит мимо халявной выпивки. Столики обслуживали несколько приземистых девушек в пестрых гобеленовых накидках. С трудом найдя свободное место, мы уселись напротив двух мрачных культуристов.
— Сразу по три? — легко угадала официантка. Видимо, это был стандартный заказ.
— Вы здесь, гаврики?! — раздалось у нас за спиной. Голос показался знакомым, и мы с Мишей вздрогнули.
Сзади, улыбаясь и слегка покачиваясь, надвигался Куцапов. Мы инстинктивно пригнулись, но Коля прошел мимо и упал в кресло рядом с угрюмыми качками.
— Сестра! — возопил он, едва успев отдышаться. — Где там обещанные за копейку, бесплатные и так далее?
— Скидки действуют только один раз, а вы уже по второму кругу начинаете, — укоризненно ответила официантка.
— Вот она, великая русская смекалка, — шепнул Миша. — Ведь после бесплатной порции можно уйти, а потом снова вернуться. В Мексике до такого небось не додумаются!
— Ты че, сестренка, обозналась? Я здесь впервые. Бегом принеси мне водки!
— Мы угощаем только один раз, — настаивала та. — Вам придется заплатить.
— А твой клоун обещал задаром! — Куцапов врезал кулаком по столу, и в зале воцарилась тишина. Колей, человеком, ездившим на шикарном красном «ЗИЛе», двигало не стремление сэкономить, а пьяный кураж. И это было значительно хуже.
Сидевшие за соседними столиками, предчувствуя близящийся скандал, стали потихоньку собираться.
— Пойдем и мы от греха, — проговорил вполголоса Миша.
Опрокинув по третьей, действительно бесплатной рюмке, мы встали и направились к выходу.
— Вот они где, змееныши! — взревел Куцапов. — Кеша, угадай-ка, кто из них сделал мою тачку? Кеша что-то промычал и медленно поднялся.
— Надо было сматываться, — раздосадованно проговорил Миша.
Культурист, разминая кисти, наплывал на нас стальным равнодушным лайнером. Сбоку подгребал ухмыляющийся Куцапов. Бежать было стыдно, а главное — поздно.
Мы с Мишей посмотрели друг на друга, как это делают люди, расстающиеся навсегда.
Я схватил со стола нож и крепко сжал его в ладони.
— Да ты герой! — засмеялся Кеша. — Возьми и вилку, а то равновесие потеряешь!
— Ты на кого с пером, пингвин? — рассвирепел Куцапов.
Он распахнул пиджак, и в его руке появился пистолет. Краем глаза я увидел, как Миша пятится назад. Его не замечали. Все внимание мордоворотов, из-за проклятого ножа, было приковано ко мне.
Какая-то женщина ойкнула — робко, будто пробуя голос. После этого снова наступила тишина, но через мгновение она взорвалась визгом, летящим со всех сторон. Посетители, расталкивая друг друга, роняя приборы и поскальзываясь на ярко-красном соусе, устремились к дверям. Я пытался отыскать взглядом Мишу, но он куда-то пропал. Побежал за помощью?
Из подсобного помещения доносилась путаная скороговорка официантки — она звонила в милицию. В ресторане стоял страшный гвалт, но я почему-то расслышал каждое ее слово и с ужасом понял, что она не знает адреса.
В какой-то момент мне показалось, что я сплю. Сон, вопреки обыкновению, имел четко обозначенное начало: визит Мефодия. Под занавес неведомый режиссер выдал кульминацию: пьяный мужик угрожает мне оружием. Окажись видение хоть на грамм реальней, я бы мог испугаться, но амбал с пистолетом — это уже перебор, мы все-таки не в Чикаго. Сейчас я проснусь.
К моему носу прикоснулось что-то холодное, и я открыл глаза. Мне в лицо упирался вороненый ствол. Упирался вполне натурально, я даже уловил слабый запах, исходивший из его черной пасти.
— Завалю гниду, — тихо проронил Куцапов.
— Потом будешь извиняться, — ответил я, ничего не соображая.
Страх, забрав с собой львиную долю рассудка, остался где-то позади. Говорят, через страх можно переступить. Ложь. Это он переступает через нас — перешагивает, чтобы отойти в сторонку и обождать.
— На Петровке, — добавил я спокойно. — Ты попросишь у меня прощения.
— Колян, угомонись! — подскочил к нему Кеша. — Почудили, и хорош!
— Ты слышал? — взвился Куцапов. — Я еще перед ним буду извиняться! Да я перед мамой родной никогда…
— Пошли, пошли отсюда! — Кеша взял его за плечи и круто развернул. — Зря ты пушку засветил. Сейчас опера приедут. Или «Беркут». От них не отмажешься.
К Кеше присоединился третий товарищ. Они уводили Куцапова. Кажется, обошлось.
Страх вернулся в мое тело, и через мгновение меня затрясло. Пот, приправленный адреналином, пропитал рубашку, и я уже не понимал, от чего дрожу, — от потрясения или от холода. Потом случилось то, чего я боялся больше, чем пули: по джинсам быстро расползалось темное пятно. В ресторане не осталось ни души, и это меня обрадовало, однако до Кнута было целых два квартала. Как их пройти с мокрыми штанами?
Эту важную мысль прервал хлопок, глухой и невыразительный. Живот обожгло тысячей пчелиных укусов. Джинсы промокли до самого низа, и в ботинке противно захлюпало. Я шаркнул ногой — на полу осталась темно-красная полоса.
Разве Куцапов еще здесь? Или стрелял не он? И что все-таки было вначале? Выстрел? Кровь?