Услышали о происшествии с Риммой Симонович и решили прилететь. Нас заинтересовал случай внезапной и необъяснимой потери памяти.
— Вот так взяли и решили?
— Что вас смущает? Полицейский покачал головой:
— Не всякие учёные могут себе позволить взять и сорваться с места. Опять же, билеты к нам недешёвые…
— Ах, вы об этом. — Мечеслав чуть пожал плечами. — Не скажу, что я и доктор Бурцев светила с мировыми именами, но… Я достаточно известен в своих кругах и неоднократно работал за рубежом. А у доктора Бурцева большая практика в Москве. Так что мы вполне обеспечены, чтобы взять билет на самолёт и отправиться к месту заинтересовавшего нас происшествия. Вы удовлетворены?
— Вполне.
— И главное, поверьте: наш интерес носит исключительно профессиональный характер.
«В этом я не сомневаюсь. Вопрос только в том, в какой области вы профессионалы?»
Кусков положил визитку на стол, взял карандаш, повертел в пальцах и принялся грызть кончик. Машинально. Он недавно бросил курить и теперь тащил в рот всякую ерунду.
— Мы бы хотели увидеть девушку. И, если возможно, обследовать её, — продолжил барон. — Мы полагаем, что имеет место уникальный случай неожиданной формы депрессии. Весьма редкий. Правда, коллега?
— Гм… — утвердительно промычал Волеполк. Следователь покосился на подавшего голос громилу, вздохнул и буркнул:
— Девчонка пропала.
И понял, что не удивил учёных гостей.
— Я просматривал газеты, — медленно произнес Мечеслав, — и обратил внимание на то, что информация стала менее подробной.
— Пока мы не афишируем её исчезновение, — объяснил Кусков.
— Почему?
— Надеемся найти.
— Логично, — признал барон. — Один раз у вас получилось.
— Римма совершенно беспомощна. Грубо говоря, может только идти. Не разговаривает: мычит, плачет…
— А основные рефлексы?
— Ест сама. На боль реагирует.
— То есть потеряны только память и речь.
— Угу.
Мечеслав потер шею. Пальцы скользнули по старому шраму, и Кусков в очередной раз подумал, что этот психиатр не очень похож на психиатра.
— Скажите, Алексей… вы не против, если я буду вас так называть?
— Называйте.
— Спасибо. Так вот, скажите, Алексей, повторное исчезновение Риммы не сопровождалось какими нибудь… э э… событиями?
— Например?
Кусков постарался спросить как можно небрежнее, но насторожился. Даже карандаш на мгновение оставил в покое. Если психиатр со шрамом знает, о чём спрашивает, это может оказаться ниточкой. Той самой ниточкой, которой сейчас отчаянно не хватало полиции. О том, что произошло в больнице в ночь исчезновения Риммы, неизвестно широкой публике. И вот Скоконь интересуется… Случайно? Или…
Барону удалось с честью выйти из положения.
— Алексей, я понятия не имею, что у вас случилось: вторжение инопланетян, полёты ведьм, падение самолёта… Согласитесь: обстоятельства дела весьма запутанны, и это дало мне право предположить, что странности продолжились. Собственно, само по себе исчезновение беспомощной девушки, мягко говоря, необычно.
— Согласен, — неохотно признал полицейский.
— Так что случилось?
— В ночь, когда Римма исчезла из больницы, сошёл с ума дежурный врач, — ответил Кусков, изучая измусоленный карандашный кончик.
— Его рабочее место находилось далеко от палаты девушки?
— В двух шагах.
— Любопытно… — Мечеслав снова поскрёб шрам. — Симптомы не скажете?
— Никого не узнает, не говорит, ходит под себя, питается через трубочку.
— То есть он не буйный?
— Он вообще никакой.