- А мы видим... здорово!
- Да... Да! - поддержала девочка, вытянув руку. - Вон там!
Мать и отец проследили взглядом за ее рукой, точно это могло помочь, и...
- Боже, - воскликнула женщина, - на миг и мне почудилось... но теперь... хотя... Ну да, вот оно!
Мужчина впился глазами в лицо женщины, что-то прочел на нем, сделал мысленный оттиск и наложил его на пустыню и воздух над пустыней.
- Да, - проговорил он, наконец, - конечно же.
Уильям посмотрел на них, на пустыню, на Роберта: тот улыбнулся и кивнул.
Лица отца, матери, дочери, сына светились.
- О, - прошептала дочь, - неужели это правда?
Отец кивнул, озаренный видением, которое было на грани зримого и за гранью постижимого. И он сказал так, словно стоял один в огромном заповедном храме:
- Да. И клянусь... это прекрасно.
Уильям уже начал поднимать голову, но Роберт прошептал;
- Не спеши. Сейчас появится. Потерпи немного, не спеши, Уилл.
И тут Уильям сообразил, что надо сделать.
- Я... я стану вместе с детьми, - сказал он.
И он медленно прошел вперед и остановился за спиной мальчика и девочки. Так он долго стоял, точно между двумя жаркими огнями в студеный вечер, и они согрели его, и он боялся дышать и, наконец, медленно поднял глаза, осторожно направляя взгляд на вечернюю пустыню и воображаемый сумеречный город.
И легком облаке летучей пыли, из которой ветер лепил смутные башни, шпили, минареты, увидел мираж.
Он ощутил на шее, совсем рядом, дыхание Роберта, который шептал, словно разговаривая сам с собой:
Поистине... диковинное диво
Пещерный лед и солнца переливы...
И город явился.