* * *
Когда я впервые услышал это имя, то произнёс примерно те же слова, что готовы сорваться с ваших губ: «А я-то думал, это мальчик».
* * *
– Я тоже так думал, – кивает Кристофер Робин.
– Тогда его нельзя называть Винни. Ведь Винни – девочкино имя.
– Я и не называю.
– Но ты же сказал…
– Он – Винни-Пух. Улавливаешь разницу?
– Да, конечно, – ответил я. – Теперь улавливаю. И вы, надеюсь, тоже, потому что другого объяснения у меня просто нет.
Спустившись вниз, Винни-Пух иной раз любит поиграть в какую-нибудь игру. А бывает, что сидит тихонько перед горящим камином и слушает что-нибудь интересное. В тот вечер…
– Как насчёт сказки? – спросил Кристофер Робин.
– Насчёт сказки? – переспросил я.
– Ну что тебе стоит рассказать Винни-Пуху интересную историю?
– Пожалуйста, почему нет? А какие истории он любит?
– О себе. Такой уж он у нас медвежонок.
– Понимаю.
– Так история будет интересная?
– Буду стараться изо всех сил.
И я постарался.
* * *
Давным-давно, вроде бы, в прошлую пятницу, Винни-Пух жил в Лесу, один, под фамилией Сандерс.
(«Что значит, под фамилией Сандерс»? – спросил Кристофер Робин.
– Это значит, что над дверью его домика висела табличка с этой фамилией, выбитой золотыми буквами.
– По-моему, Винни-Пух в этом сомневается, – заметил Кристофер Робин.
– Теперь уже нет, – пробубнил чей-то голосок.
– Тогда я продолжу, – завершил я дискуссию.)
* * *
Как-то раз пошёл он погулять и оказался на большой поляне посреди леса. В центре поляны рос здоровенный дуб, а с его вершины доносилось громкое жужжание.
Винни-Пух сел у дерева, обхватил голову лапками и задумался.
Рассуждал он просто: «Это жужжание что-то да означает. Самого по себе жужжания не бывает, из ничего ж-ж-ж-ж не возникает. Если я слышу жужжание, значит, кто-то его издаёт, а, как известно, жужать могут только пчёлы.
Он вновь надолго задумался: «А пчёлы, как известно, нужны только для того, чтобы делать мёд».
Тут он встал и добавил: «А мёд делается только для того, чтобы я мог его съесть». С этими словами он и полез на дерево.
Забирался всё выше, выше, выше и, карабкаясь, напевал весёленькую песенку, которую сам же и сочинил. И вот что он пел:
«Разве это не занятно,
Как медведи любят мёд?
Сладко, до чего приятно!
Впрочем, это и понятно,
Почему все любят мёд».
Он уже забрался довольно-таки высоко, и лез всё выше, и выше, и выше… И вдруг придумал продолжение новой песенки.
«Разве это не занятно,
Если б мишка стал пчелой?
И вполне тогда понятно,
Где б он улей строил свой —
В ямке у ствола заветной
(если б мишка был пчелой),
И к чему тогда по веткам
Лезть наверх? Ни Боже мой!»
К тому времени он уже подустал, а потому пел очень жалостным голоском. Но до вершины оставалось совсем ничего, вот только встать на ту ветку…
* * *
Раздался громкий треск!
* * *
– На помощь! – крикнул Пух, пролетев десять футов до следующей ветви.
– Если бы я… – и его отбросило от ветки, растущей двадцатью футами ниже.
– Видите ли, я только хотел… – он уже летел верх тормашками, ударился ещё об одну ветку, в тридцати футах от второй, – я только хотел…
– Разумеется, это было довольно… – он пересчитал ещё шесть ветвей.
– А всё, наверное, потому, – решил Пух, распрощавшись с последней веткой, перекувырнулся три раза и мягко приземлился на куст терновника, – что я очень люблю мёд. – И заорал: – На помощь!
* * *
Он вылез из терновника, вытащил из носа колючки, вновь задумался. И первой пришла ему в голову мысль о Кристофере Робине.
(– То есть обо мне? – с трепетным восторгом спросил Кристофер Робин. Он, похоже, отказывался верить собственным ушам.
– О тебе, – подтвердил я.
Кристофер Робин промолчал, но глаза у него всё больше округлялись, а щёки всё розовели и розовели.)
* * *
И вот тогда Вини-Пух отправился к своему другу, Кристоферу Роби