Так что хотя всякого ужасает даже мысль о сосуществовании с троллями, хотя против эльфов мало кто против, только бы те жили по нашим правилам, но я буду взывать к прекрасному чувству жадности и рационализма в человеке: тролли смогут выполнять тяжелую и грязную работу с большей легкостью, чем люди, а платить им можно намного меньше.
И гномам никаких утеснений, мы даже насекомых делим на три группы: полезных, нейтральных и вредных, так что идеология идеологией, но если от троллей, эльфов и гномов увидят пользу, я сам берусь отыскать, если другие не сумеют, нужную строку в Ветхом или Новом Завете, доказывающие необходимость тесного сотрудничества в совместном построении Великого Царства Небесного на земле, аминь.
Несмотря на страх и напряжение, она заснула первой, а я долго лежал, глядя в купол шатра, и прикидывал, как все-таки решить проблему коммуникаций в быстро разрастающемся образовании.
Пожалуй, первым делом надо наладить почтовую службу. Это никуда не годится — посылать гонцов, что загоняют десятки лошадей, пока доставляют поздравление с днем рождения от короля Барбароссы к королю Найтингейлу.
Да, пора учредить платную самоокупаемую службу. Государственную, это важное дело не рискну отдать в частные руки…
…с почтовыми ящиками на воротах всех знатных домов, с перекладными лошадьми, станциями, почтовыми отделениями…
Я открыл глаза, в шатре сереет рассвет, на шкурах разлегся Бобик, эльфийка во сне прижалась к его теплому боку, а он ее прикрыл огромной толстой лапой.
Бедняжка пустит под себя лужу, когда увидит, как она спала. Я начал потихоньку подниматься, а в голове все еще мельтешат почтовые станции, перекладные, ящики на воротах дворцов и замков, всю ночь мерещилось, вот как работаю, осталось только Периодическую систему элементов увидеть или как нечистая сила делает философский камень…
Глава 10
Убедившись, что мы проснулись, оруженосцы принесли зажаренное на вертеле мясо. Я машинально поблагодарил, безмерно их удивив, а когда они вышли из шатра, мясо отдал Бобику, а для себя и нежной эльфийки сотворил настолько тонкие ломтики буженины, шейки и карбоната, что сквозь них можно читать линии судьбы на ладони, а также две вазы с разными невиданными здесь фруктами.
Лалаэль ела сперва трусливо, женщины незнакомого боятся гораздо больше мужчин, это у нас в крови выходить из пещеры и топать в чужой лес за мамонтом, а они прячутся в самом дальнем углу пещеры потому, что обычно оберегают не только себя, но ту жизнь, что зарождается в них… или когда-то зародится.
Я закончил большой чашкой крепкого и горячего кофе, ей не стал даже предлагать, дети не поймут, как взрослые могут пить такое горькое, создал для нее изящное нежно-вздутое мороженое снежными шариками.
Она осторожно лизала, потом лопала, едва сдерживаясь, от удовольствия теряя манеры, а когда поймала мой заинтересованный взгляд, смутилась, посерьезнела.
— Вы воюете… Вас очень много, что убиваете друг друга?.. А что делать мне? Зачем ты хотел, чтобы Мухтаэль пошел с тобой в твой жестокий мир?
— Не поверишь, — сказал я.
Она ответила очень серьезно:
— А ты попробуй.
— Хорошо, — сказал я. — Но ты лопай, лопай! Можно есть и говорить. Мне от эльфов ничего не нужно. Ну… не больше, чем вот от тех бабочек, видишь?
Она оглянулась на распахнутый вход в шатер, оттуда влетели две бабочки и тупо шарахаются по всему пространству, пытаясь понять, почему все так изменилось и куда исчезли цветы.
— И… что?
Я проследил взглядом за их рваным дерганым полетом.
— Красивые?
— Ну… да…
— И хотя мне от них ничего не нужно, — сказал я, — но хочу, чтобы эти вот порхалки существовали. Да, потому что красивые. На них смотреть приятно. Может быть, хотя в это сам не очень-то верю, когда смотришь на красивое, сам вот хоть на чуть-чуть становишься красивее? Или лучше?.. Во всяком случае, пусть бабочки и всякие там эльфы будут. Но в лесу вам не выжить. Для развития металлургии понадобится много угля, а тут еще не имеют понятия о каменном, предпочитают древесный, для чего пережигают деревья. Так что эльфам придется либо умереть с деревьями вместе, либо научиться жить среди людей. Ну ладно, пусть не среди, пусть отдельными резервациями, но уже не прячась, не скрываясь, а под защитой моего всемилостивейшего и нещадно карающего авторитарного закона о зрелом либерализме.
Когда я справился и со второй чашкой кофе, армия четко и красиво начала переходить реку. Выучка в учебных лагерях чувствуется в каждом движении, а отдохнувшие кони, попав в холодную воду, стремятся пойти вскачь, чтобы побыстрее выбраться на тот берег.
Сэр Будакер даже не спрашивал, буду ли с ними, уже все мои соратники привыкли, что перемещаюсь достаточно быстро, и как бы они далеко ни ушли, догоню моментально, если мне это понадобится.
Эльфийка стоит рядом с Зайчиком, все еще напряженная, посматривает исподлобья, а я наблюдал за переправой, расположившись на камне, как на троне. Наконец из реки выбрались последние всадники и, нахлестывая коней, помчались догонять отряд.
Я перевел дыхание, никто не утонул, слава богу, а то даже в мелких реках захлебываются, когда переправляется такая масса.
— Жребий брошен, — сказал я, — Рубикон пройден.
Эльфийка посмотрела вверх, выискивая подброшенную монету, потом на мой кулак.
— Эта речка называется Рубиконом?
— У меня они все рубиконы, — пояснил я. — А если подумать, то у людей каждый шаг — переход через Рубикон. А то и через Альпы.
Она чуточку отступила, когда я поднялся.
— Что теперь?
— Вперед, — сказал я, — покой нам только снится…
Бобик подбежал и запрыгал вокруг, показывая, что он готов хоть щас и куда угодно, Зайчик подошел степенно и, не переставая мерно двигать нижней челюстью, подставил бок, где позвякивает украшенное серебром стремя.
Я поднялся в седло, вздернул к себе ушастое существо, но Бобик повернул голову и требовательно гавкнул, привлекая внимание.
Вдали начало разрастаться облако пыли, приближалось, пока не вынырнули скачущие рыцари на красивых заполоненных конях, с налобниками из металла, только без декоративных рогов на лбу и красивых султанчиков между ушей.
Во главе несется граф Уильям Ланкашнер, которого можно и Вильямом, за ним группа особо нарядных всадников, остальные скачут, выдерживая некоторую дистанцию.
Он на скаку отсалютовал, довольный и с сияющими глазами. Я милостиво улыбнулся и чуть наклонил голову.
— Ваше высочество!.. — прокричал он счастливо, но смотрел расширенными глазами не на меня, а на эльфийку. — Мы прибыли к замку, но нам передали, что вы отбыли сюда, и мы сразу поспешили…
— Разумно, — согласился я.
— Готовы, — выкрикнул он приподнято, — участвовать во всем, что вы предложите!
Рыцари его отряда приблизились, окружили нас широким кольцом, но они тоже, как и сэр Ланкашнер, смотрят больше на эльфийку, чем на меня.
Я картинно улыбнулся, взглянул на солнце.
— Вы вернулись быстро, — сказал я милостиво, — но немного опоздали. Правда, не намного.
— Ваше высочество?
— Моя армия, — объяснил я, — только что переправилась вон там через реку. Герцог тяжко и смертельно оскорбил меня, что непростительно в рыцарском мире благородных людей. В общем, догоняйте армию. Вам там расскажут, почему мы здесь и что предстоит делать. Это не война! Ни в коем случае. Просто демонстрация нашей мощи в ответ на оскорбление.
Сэр Ланкашнер слегка обалдел от такого поворота, но тут же сказал твердо:
— Оскорбление нужно смывать кровью!
— Нет-нет, — возразил я, — человек я настолько мирный и гуманный, что самому противно, но ничего со своим либерализмом поделать не могу, он так и прет, так и прет, требует твердо и непреклонно нести в мир базовые ценности христианства и нашей кроткой церкви! Я же Ричард Строитель вообще-то. Кровь пусть прольется только по вине противника. Я имею в виду, если он сам нападет на моих людей. Или на ваших. Действуйте, сэр Ланкашнер. К сожалению, я должен отбыть срочно!
Я вскинул руку в прощании, коня на дыбы поднимать не стал, женщин нет, а перед мужчинами красоваться неинтересно, да и эльфийка может свалиться, как ее ни держи, ветер рванулся навстречу, а когда быстро скрылись из поля зрения, я пустил Зайчика еще быстрее, а потом еще и еще.
Будакер справится, он человек немолодой, осторожный и предусмотрительный, его никто не отвлечет от выполнения моего приказа и не собьет с пути, потому я некоторое время якобы ехал по его следу, пусть так думает сэр Ланкашнер со своими рыцарями, а потом резко свернул и долго несся, пока впереди не заблистала под суровым северным солнцем железнобокая конница под пышными знаменами Победоносной и Познавшей радость побед.