Гарвин нацарапал ему контрамарку, и заверил, что надеется увидеть его на представлении и лично проведет экскурсию по городку аттракционов, клоунской аллее и познакомит с ведущими артистами. Он рискнул поинтересоваться, почему командир квартирмейстера не спустился к ним и не представился.
Дек бросил взгляд на настенный динамик – этот факт сам по себе являлся интересным – и, понизив голос, произнес:
– Он еще не знает, что о вас думать.
– А почему он не спустится и не наберется некоторых впечатлений, чтобы сформировать свое мнение? – удивился Ньянгу.
– Нет, нет. Ему еще не сказали, что он думает.
Парень отказался развивать тему дальше относительно того, кто диктует мнения, и явно испытал облегчение, когда динамик пискнул, сообщая, что они подходят к «Корсике» через ноль-семь минут.
«Корсика» оказалась огромным, километра два в длину, линкором, ощетинившимся ракетными установками и скорострельными орудиями в качестве дополнительного вооружения. В отличие от «Термидора» он содержался в идеальном состоянии: сверкающие потолки, переборки и палубы, форма без единого пятнышка, солдаты с безупречной выправкой приветствуют офицеров салютом и лозунгом. Текст, должно быть, регулярно менялся.
Сегодня выкрикивали одну из самых старых и самых фальшивых поговорок, приводимых в учебнике: «Тяжело в учении, легко в бою!» Куда более реалистично, думал Ньянгу, звучало бы: «Тяжело в учении, тяжело в бою; легко в учении, тяжелее в бою».
Иоситаро корабль и его экипаж показались слишком опрятными и чистенькими.
Адъютант, не потрудившийся представиться, провел их через внешний офис, полный занятых работой клерков, в апартаменты данта Лаэ Ромоло. Кабинет выглядел не таким вылизанным, как весь корабль, с беспорядочно развешанными на стенах компьютерными проекциями. Единственный холоснимок хранил изображение весьма суровой дамы.
Еще с Камбры Янсма лелеял романтическую мечту: как все эти увертки, бегства и погони закончатся, и он предстанет навытяжку перед высокопоставленным офицером Конфедерации, отсалютует и доложит, как полагается: «Коуд Гарвин Янсма, командир второго пехотного полка Первой Бригады Ударного Корпуса Ангары из системы Камбра, докладывает Конфедерации, сэр».
Теперь Гарвин передумал.
Дант Ромоло оказался на редкость миниатюрным человеком с круглым лицом, жидкими волосами, восстановить которые у него явно не хватало тщеславия, и начатками возрастной полноты. Это не значило, что он выглядел хоть сколько-нибудь добродушным или мягким. Властное лицо изрезали ранние морщины, взгляд холодных глаз давил.
Ньянгу Ромоло напомнил покойного диктатора Редрута, и ассоциация ему совсем не понравилась.
– Добро пожаловать в Народную Конфедерацию, – произнес дант с едва заметным, похоже саркастическим, ударением на слове «народную». – Ваш родной мир Гримальди?
– Да, сэр, – подтвердил Гарвин.
– В моих звездных каталогах он указан как едва колонизованный.
Гарвин растерялся.
– Он заселен уже как минимум лет четыреста, сэр, как база для странствующих цирков вроде моего.
– Не удивляйтесь. В ходе… скажем так, перемен в Конфедерации… многие записи погибли или утеряны, да так пока и не найдены.
– Перемены, сэр? – переспросил Гарвин. – В нашем мире и в тех мирах, где мы побывали, известно лишь то, что Конфедерация прервала связь со своими системами.
– Ни одна из воинских частей, с которыми мы сталкивались, также не имеет связи с Центрумом, – рискнул влезть Ньянгу. – Сэр… что случилось? – он уловил в своем голосе честную наивность.
Ромоло вдохнул с озабоченным видом.
– Несколько лет назад после долгого периода стресса Парламент Конфедерации претерпел – стремительно претерпел – массу изменений.