Санта-Моника — один из самых прекрасных городов Америки, главным образом, благодаря тому, что его жители успешно сопротивлялись стараниям корпораций, владеющих недвижимой собственностью, строить здесь небоскребы, голосовали за стабильную арендную плату и контроль за строительством. Отличная квартира на Оушен-авеню с видом на Тихий океан, стоила всего одну шестую часть дохода здешнего жителя. Эта ситуация вот уже двадцать лет сводила Инча с ума.
Луис Инч считал, что Санта-Моника — это чистое безобразие, оскорбление американского духа предпринимательства. В сегодняшней ситуации за эти дома и квартиры можно брать арендную плату в десять раз больше существующей. Луис Инч скупил там много жилых домов. Очаровательные дома в испанском стиле, ужасно неэкономные с точки зрения использования занимаемой ими площади, с внутренними двориками и садами, с чудовищными, на его взгляд, двухэтажными строениями. А ведь воздушное пространство над Санта-Моникой стоит миллиарды долларов, а открывающийся вид на Тихий океан — еще дороже. Порой Луиса Инча одолевали безумные идеи строить дома ввысь на самом океане. От таких идей у него просто кружилась голова.
Он, естественно, не пытался впрямую подкупить трех городских советников, которых пригласил в ресторан «Мишель» (еда изысканная, но опять-таки совершенно неразумное использование земли), он просто изложил им свои планы, объяснил, что если законоположения будут изменены, то все здесь могут стать мультимиллионерами! Его привело в смятение то, что они не проявили к его планам никакого интереса. Но это было еще не самое худшее. Когда он садился в свой лимузин, прогремел выстрел. Весь салон машины засыпало стеклом, заднее стекло разлетелось, а в ветровом образовалась большая дыра и паутина трещин.
Когда прибыли полицейские, они объяснили Инчу, что повреждения вызваны ружейной пулей. Они спросили его, есть ли у него враги, и Луис Инч совершенно искренне заверил их, что врагов у него нет.
Специальный семинар Сократова клуба на тему «Демагогия и демократия» открылся на следующий день. На нем присутствовали Берт Оудик, находящийся в настоящее время под следствием, Джордж Гринвелл, выглядевший как старое пшеничное зерно, залежавшееся в его гигантских зернохранилищах на Среднем Западе, Луис Инч, чье красивое пухлое лицо сохраняло бледность после того как накануне смерть чуть не коснулась его, Мартин Матфорд «Принимайте меня как частное лицо», в костюме от Армани, который, тем не менее, не мог скрыть полноту его хозяина, и Лоуренс Салентайн.
Первым взял слово Берт Оудик.
— Может ли мне кто-нибудь объяснить, почему Кеннеди не считают коммунистом? — начал он. — Он хочет национализировать медицину и жилищное строительство. Он отдал меня под следствие, а я ведь даже не итальянец, — никто не рассмеялся этой шутке и он продолжал. — Мы можем рассуждать сколько нам вздумается, но мы должны признать одно главное обстоятельство. Кеннеди представляет собой страшную опасность всему тому, что мы, собравшиеся здесь, отстаиваем. Мы должны принять решительные меры.
— Он может начать против вас следствие, — спокойно заметил Джордж Гринвелл, но он не сможет добиться вашего осуждения. В нашей стране еще существует правосудие. Я знаю, что вы подверглись серьезной провокации. Но если я услышу здесь какие-либо опасные разговоры, я уйду. Не хочу выслушивать ничего, пахнущего изменой или подстрекательством.
— Я люблю мою страну больше, чем кто-либо другой в этой комнате, — обиделся Берт Оудик. — Поэтому меня это так раздражает. Обвинение утверждает, что я действовал как изменник. Я и мои предки жили в этой стране, когда эти е…ные Кеннеди еще жрали картофель в своей Ирландии. Я был уже богат, когда они были еще бутлегерами в Бостоне.