Он потянулся и дотронулся до этого места, поглаживая пальцами, словно мягким языком – лунку от удаленного, некогда здорового зуба.
– Чисто было сработано. Доктор тоже на меня глазел, словно ждал, когда же я грохнусь в обморок.
– Вы долго пролежали в больнице?
– Два дня. Меня поставили на ноги, но я чувствовал себя не лучше и не хуже. К этому времени жена собрала вещички и пустилась в бега.
– О боже, боже! – тяжко вздохнула мисс Фремвел. – Мое сердце колотится, как взбивалка для яиц. Я слышу, ощущаю и вижу все это, мистер Лемон. Ну почему, почему, ах, почему она это сделала?
– Я уже говорил, без какой-либо видимой причины. Может, у нее была навязчивая идея?
– Но, должно быть, вышла какая-то размолвка?..
Щеки мистера Лемона налились пульсирующей кровью. Он чувствовал, как у него во лбу пышет жаром кратер.
– Не было размолвки. Я просто мирно сидел. После полудня я люблю посидеть босиком, в расстегнутой рубашке.
– У вас… у вас были другие женщины?
– Нет, что вы, никогда!
– Вы не… выпивали?
– Самую малость, и то изредка. Вы знаете, как это бывает.
– Увлекались азартными играми?
– Ни в коем случае!
– Неужели вам проломили голову ни за что ни про что? Ужас! Ужас!
– Как это похоже на женщин! Достаточно вам что-то увидеть, как вы сразу заподозрите самое худшее. Говорю же вам, не было никакой причины! Просто у нее был нездоровый интерес к молоткам.
– Что она вам сказала перед тем, как ударить?
– Только «Эндрю, просыпайся»!
– Нет, а до этого?
– Ничего. Ни за полчаса, ни за час. Ни единого слова. Ах да, она говорила, что хочет пойти за покупками, но я сказал, что слишком жарко, что я лучше отлежусь. Я неважно себя чувствовал. Ей было безразлично, как я себя чувствую. Наверное, это вывело ее из себя, и она целый час вынашивала свой замысел, потом схватила молоток, вошла и треснула меня по лбу.
В тени оконного переплета мисс Фремвел откинулась на спинку стула, задумчиво поднимая и опуская брови.
– Сколько лет вы были женаты?
– Год. Мы поженились в июле, и в июле же я заболел.
– Заболели?
– У меня было недомогание. Я работал в гараже. Потом у меня начались боли в спине. Я не мог работать, и после полудня мне приходилось отлеживаться. Элли работала в Первом национальном банке.
– Понимаю, – сказала мисс Фремвел.
– Что именно?
– Ничего, – ответила она.
– У меня покладистый нрав. Я человек не болтливый, сговорчивый и смирный. Я бережлив. Даже Элли это признавала. Я не пререкаюсь. Иногда Элли упорно меня пилила и изводила упреками, словно колотила в одну точку. Я никогда ей не отвечал, а просто сидел, не обращая внимания. Что толку вечно дергаться и говорить, говорить, говорить?
Мисс Фремвел посмотрела на лоб мистера Лемона в лунном свете. Она зашевелила губами, но он ее не слышал.
Вдруг она выпрямилась, сделала глубокий вдох и удивленно уставилась на мир за резными стенками веранды; до нее стали доноситься шумы уличного движения, словно их включили на полную громкость, а до этого они были приглушены. Мисс Фремвел сделала глубокий вдох и выпалила:
– Как вы сами сказали, мистер Лемон, пререканиями ничего не добьешься.
– Вот именно! – воскликнул он. – Я и говорю, человек я покладистый…
Но мисс Фремвел уже смежила веки и отчужденно поджала рот; он это уловил и умолк.
Ночной ветер принялся трепать ее легкое летнее платье и рукава его рубашки.
– Поздно уже, – сказала мисс Фремвел.
– Еще только девять часов!
– Мне завтра рано вставать.
– Но вы не ответили на мой вопрос, мисс Фремвел.
– Вопрос? – смутилась она. – Ах, вопрос! Да.
Она поднялась с плетеного стула, пытаясь нащупать в темноте ручку двери с москитной сеткой.
– Знаете, мистер Лемон, мне нужно подумать.
– Само собой, – сказал он. – Пререканиями ничего не добьешься.
Дверь с москитной сеткой затворилась. Он слышал, как мисс Фремвел идет по темному теплому коридору. Он неслышно дышал, ощущая во лбу свой незрячий третий глаз.
В груди теснилась смутная неудовлетворенность, словно от недуга, вызванного чрезмерной разговорчивостью. Тут он вспомнил про подарок, который дожидался его дома, под крышкой новенькой коробки. Он оживился. Отворив дверь с москитной сеткой, он вошел в притихшую прихожую и направился в свою комнату. Войдя внутрь, он поскользнулся на глянцевом журнале «Правдивые романтические истории» и чуть не растянулся во весь рост. Улыбаясь, он торопливо включил свет, открыл коробку, высвободил парик из оберток. Вооружившись театральным клеем и пластырем, он по инструкции то подгибал, то прилеплял парик, после чего тщательно его причесал. Затем распахнул дверь, чтобы достучаться до мисс Фремвел.
– Мисс Наоми? – позвал он, улыбаясь.
От его голоса полоска света под ее дверью погасла.
Он в недоумении глазел на ее замочную скважину.
– Ау, мисс Наоми? – быстро позвал он снова.
В комнате ничего не произошло. Было темно. Через мгновение он на всякий случай прикоснулся к дверной ручке, которая задребезжала в ответ. Он услышал вздох мисс Фремвел и ее голос. Слов он не расслышал. Ее изящные ступни засеменили к двери. Зажегся свет.
– Да? – спросила она из-за двери.
– Посмотрите, мисс Наоми, – взмолился он. – Отворите дверь. Взгляните.
Засов отодвинулся. Она приоткрыла дверь на дюйм. Ее глаз бросил на него колкий взгляд.
– Смотрите, – гордо возвестил он, прилаживая парик, чтобы наверняка скрыть под ним провал во лбу.
Ему показалось, что он увидел свое отражение в ее зеркале, и остался им доволен.
– Вы только гляньте, мисс Фремвел!
Она отворила дверь пошире и выглянула. После чего захлопнула дверь и заперла. Из-за тонкой дверной обшивки донесся ее равнодушный голос.
– Мистер Лемон, а я все равно вижу эту дырку, – сказала она.
