– Мне хотелось посмотреть на ваши лица, когда вы увидите предупреждение Мастера Зверей, – сказала она, – Странник отказал в просьбе ему и его людям встретить вас лично. Так что это визитная карточка Повелителя.
Как вам нравится?
Она говорила хищно, неприятно. Что за дрянь там на двери?
Даже подойдя совсем близко, я все еще не могла понять, что это такое. Из-под этого вытекали тонкие струйки крови. Сладкий металлический запах крови делал застоявшийся воздух еще теплее. То, что висело на двери, было почти бумажной толщины, но по структуре больше напоминало пластик. Оно закруглялось по краям, растягиваясь пятью серебряными гвоздями.
Внезапно меня осенило. И мысль была настолько ужасна, что мои глаза отказывались в это поверить даже после того, как я поняла. Я сделала три шага назад и попыталась рассмотреть очертания целиком. Вот тут и тут, две руки, две ноги, плечи. Это была человеческая кожа. Как только я определила форму, я уже не могла не видеть ее. Я знала, что если закрою глаза сегодня ночью, то это зрелище будет преследовать меня. Эта тонкая натянутая на гвозди вещь, которая когда-то была человеком.
– А где ступни и кисти рук? – спросила я. Мой голос звучал странно, словно издалека, почти безразлично. От осознания чистого ужаса у меня покалывало губы и кончики пальцев.
– Это просто чья-то спина, а не кожа целиком, ma petite. Кроме того, довольно сложно снять кожу с пальцев, если жертва еще сопротивляется, – сказал Жан-Клод. Его голос был абсолютно плоским, осторожно пустым.
– Сопротивляется? Хочешь сказать, что кто бы то ни был – он был еще жив?
– Ты же полицейский эксперт, ma petite.
– Здесь не было бы столько крови, если бы он не был жив, – сказала я.
– Да, ma petite.
Он был прав. Я действительно знала это и сама. Но вид человеческой кожи, прибитой к двери, сбил меня с ног. Это было слишком, даже для меня.
– Господи Иисусе, раз гвозди серебряные – значит, жертва была вампиром или ликантропом?
– Скорее всего, – сказал Жан-Клод.
– Это значит, что он или она все еще в сознании?
Он посмотрел на меня. Его взгляд мог быть пустым и красноречивым одновременно.
– Тот, с кого снимали кожу, оставался при этом жив. Если это был вампир или ликантроп, то простое сдирание кожи не достаточно, чтобы убить их.
Меня передернуло с ног до головы. Это был не совсем страх. Это был ужас. Ужас от невыносимого надругательства, жестокости.
– Ашер что-то говорил о Падме. Это Звериный Повелитель?
– Мастер Зверей, – сказал Жан-Клод, – ты не можешь убить его за эту неосторожность, ma petite.
– Ты не прав, – сказала я.
Ужас поселился во мне, как тонкий слой льда под самой кожей, но поверх него была злость. Ярость. А под яростью был страх. Страх перед тем, кто может снять кожу с живого человека просто в назидание. Это много говорит о человеке. Говорит, как мало правил он признает. И это говорило мне, во вполне определенных выражениях, что я должна убить его, как только увижу.
– Мы не можем сегодня наказать их за это, ma petite. Этой ночью нам нужно просто выжить. Запомни это, и умерь свой гнев.
Я посмотрела на дверь и то, что на ней висело.
– Это уже не гнев.
– Тогда умерь свою ярость. Нам нужно спасти остальных своих людей.
– Если они еще живы.
– Они были живы, когда я поднималась к вам навстречу, – сказала Лив.
– Чья это кожа? – спросила я.
Она рассмеялась своим обычным ревущим хохотом. Все зажило, все было в порядке.
– Угадай, – сказала она, – если угадаешь правильно, я тебе скажу, но только если угадаешь.
Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не наставить на нее браунинг. Я покачала головой:
– Никаких игр, Лив, только не с тобой. Настоящие игры начнутся только тогда, когда мы спустимся.
– Хорошо сказано, ma petite. Пойдем.
– Нет, – сказала Лив, – нет, ты угадай! Угадай, кто это.