— Темная комната? — спросила Коринна.
— Да.
— Как ты думаешь, что он там прячет?
— Надо ли отвечать? Ты сама это знаешь не хуже меня.
— Жуть. Как ты можешь жить под одной крышей с этим психопатом?
— Этот тип подпитывается страхами других людей, в особенности женщин. Я хочу показать ему, что меня он не запугает.
— Почему ты не сообщишь в полицию?
— Забавно, он мне сказал то же самое. Мне кажется, подсознательно он желает, чтобы его сдали в руки правосудия.
— Это доказывает, что совесть у него нечиста.
— Ты думаешь? Он платит золотом своему духовнику — этого ему достаточно, чтобы очистить свою совесть.
— У тебя нет искушения войти в ту комнату?
— Мне любопытно, но легко устоять. Можешь быть уверена, что он понаставил тут камер наблюдения. Я не хочу отправиться вслед за этими несчастными.
— Мне кажется, что я бы пошла сюда ночью в приступе лунатизма. Сатурнина, съезжай из этого дома, прошу тебя!
— Лучше пойдем со мной.
Она отвела Коринну в свою комнату. Та лишь взглянула, и у нее перехватило дыхание.
— Разуйся и пройдись по ванной.
Подруга повиновалась.
— Пол с подогревом!
— Ляг на кровать.
Коринна растянулась на постели и застонала от удовольствия.
— Послушай, как тут тихо.
— Пятьсот евро в месяц, — простонала молодая женщина, платившая больше за свою маленькую квартирку в Марн-ла-Валле.
Сатурнина дернула за шнурок. Тотчас появился Мелен.
— У меня в гостях подруга. Могу я попросить вас принести нам чаю?
Через пять минут Мелен уже ставил в комнате низкий столик, на котором дымился чайник, стояли золоченые чашки и кекс с цукатами.
Дождавшись, когда он уйдет, Коринна сказала:
— Я тебя понимаю. Этот парень хочет на тебе жениться? Соглашайся. А потом устрани его.
— То есть ты хочешь, чтобы я последовала его примеру?
— Этот тип убил восемь женщин!
— Не мое дело вершить суд.
— Ну ты и зануда.
— Я не хочу сесть в тюрьму.
— А если ты совершишь идеальное преступление?
— Такого не существует.
— И что же? Ты будешь жить с этим чокнутым и ничего не делать?
— Пока я здесь, он больше никого не укокошит.
— Ты жертвуешь собой?
Указав подбородком на роскошную обстановку комнаты, Сатурнина ответила:
— Это не называется жертвовать собой.
Она разлила чай по чашкам и отрезала два тонких ломтика кекса. Прежде чем положить свой кусочек на тарелку, посмотрела сквозь него на свет и добавила:
— Взгляни, как просвечивает. Засахаренные вишни похожи на рубины, цукаты — на изумруды. Оправленные в прозрачное тесто, они выглядят как мозаика или витраж из драгоценных камней. А положи его на золотую тарелку — и вовсе получится сокровище.
— Можно мне стянуть блюдечко?
— Нет.
— Жаль. Я могла бы за него кое-что выручить.
Сатурнина улыбнулась. Она была рада видеть подругу — приятное разнообразие после общения с испанцем. Они проболтали несколько часов. Им было по двадцать пять лет, потом по двадцать два, потом по восемнадцать, потом по пятнадцать. Когда в дверь постучал Мелен, они добрались до двенадцати лет.
— Месье просит вас разделить с ним ужин.
— Я побегу, — заторопилась Коринна.
— Нет. Пойдем со мной.
— Меня не приглашали.
— Я тебя приглашаю.
— Мне что-то боязно.
— Не ломайся!
Сатурнина взяла подругу за руку и силой отвела в кухню. Молодая женщина вытаращила глаза от ужаса.
— Дон Элемирио, познакомьтесь, это Коринна, моя подруга детства.
— Добрый вечер, мадемуазель. Выпьете бокал шампанского?
— Но я… мне надо домой. Я предпочитаю не возвращаться слишком поздно, мне далеко ехать, на электричке.
— Мой шофер вас отвезет.
— Вот видишь! — поддакнула Сатурнина.
— Вы наверняка не приготовили достаточно еды, — мялась Коринна.
— Это несерьезный разговор, — запротестовал хозяин.
— С каких это пор ты отказываешься от шампанского? — спросила Сатурнина.
Она приподняла бутылку из ведерка со льдом и воскликнула:
— «Лоран-Перье Великий Век»! Вы сделали отличный выбор! Я открою.
Дивясь, как запросто ее подруга обращается к серийному убийце, Коринна смотрела на нее во все глаза, пока та наполняла три фужера из толедского хрусталя.
— За что мы выпьем? — спросил дон Элемирио.
— Как вчера: за золото!
Коринне подумалось, что Сатурнина, похоже, и сама слегка повредилась умом. Церемонность, ледяной тон, каким прежде ее подруга никогда не говорила, роскошь окружающей обстановки, мужчина, смотревший на Сатурнину как на икону в драгоценном окладе, — все это изумляло и пугало Коринну. Испанец поставил третий прибор и принес на стол блюдо омаров. Гостья так растерялась, что воскликнула:
— Скорпионы!
— Ты что, никогда не ела омаров? — рассмеялась Сатурнина.
— Ела. Конечно же.
Они принялись за еду. Коринне никак не удавалось разделать омара. Подруга ей помогла. Когда они отделяли клешню, струя сока брызнула прямо в глаз дону Элемирио. Сатурнина расхохоталась.
— Извините меня, умоляю! — воскликнула Коринна, вся дрожа.
— Все в порядке, — добродушно отозвался хозяин. — Вы давно дружите?
— С атенеума, — ответила Коринна.
— Что, простите?
— Атенеум, — вмешалась Сатурнина, — это средняя школа в Бельгии.
— Какое дивное слово! Стало быть, вы обе учились под эгидой Афины.
— В самом деле, — кивнула Сатурнина. — Афина — богиня мудрости. Держитесь начеку, дон Элемирио.
— Чем вы занимаетесь? — спросил хозяин Коринну.
— Работаю в «Евро-Диснейленде».
— О чем идет речь?
— Это парк аттракционов. Я выстраиваю очереди во Дворец ужасов.
— Что за странная судьба привела ученицу Афины во Дворец ужасов?
— Сначала я работала в парке Валиби, в Бельгии. Потом подвернулось место в «Евро-Диснейленде». Там лучше платят.
— Вам нравится ваша работа?
— Нет.
— Почему же тогда вы ею занимаетесь?
— Это лучше, чем служить кассиршей в супермаркете «Карфур».
Дон Элемирио посмотрел на двух молодых женщин, словно недоумевая, что у них может быть общего. Сатурнина возненавидела его в эту минуту. Коринна, ощутив ее неловкость, сказала:
— В двенадцать лет Сатурнина уже была первой, а я последней в классе.
— Я тоже был последним в классе.
— Да, но вы-то могли себе это позволить, — заметила Коринна.
Сатурнина рассмеялась.
— Простите, — сконфузилась Коринна. — Я сказала что-то невежливое?
— Нет, ты просто сказала правду.
Не в силах проглотить ком в горле, гостья перестала есть.
— Можно мне закурить? — спросила она.
— Пожалуйста, — разрешил хозяин.
Коринна достала из кармана пачку сигарет и зажигалку. Сатурнина и дон Элемирио тоже взяли по сигарете. Все трое курили молча, глядя на сотрапезников. Это были на диво приятные минуты.
Когда Сатурнина прощалась с подругой, та сказала ей:
— Как ты с ним разговариваешь!
— Как он того заслуживает. Разве нет?
— Да. Знаешь, он вообще-то славный.
— Ты находишь?
— Ты в него не влюбишься?
— С ума сошла?
Они обнялись. Коринна села в «бентли», и машина укатила.
— Мне очень понравилась ваша подруга, — сказал дон Элемирио Сатурнине на следующий вечер.
— Слова хлеба не просят.
— Опять бельгийское выражение?
— Нет. Этому выражению я научилась во Франции. Это значит, что вы запросто можете хвалить Коринну: вам это ничем не грозит и ни к чему вас не обязывает.
Испанец проигнорировал грубость.
— Она может приезжать когда захочет, — сказал он.
— Я на это рассчитываю.
— Я вам не нравлюсь, не так ли?
— От вас ничего не скроешь.
— Почему?
— Я представляю себе доктора Петио,[7] задающего такой же вопрос очередной женщине.
— Сегодня воскресенье. Я не видел вас утром на мессе.
— Я не верю в Бога.
— Как это возможно?
— А вы бы верили в Бога, если бы так не нуждались в Его прощении?
— Я верил всегда.
— Это ваше воспитание.
— Нет, это от природы.
— Почему же это не помешало вам… открыть дверь темной комнаты?
— Какая связь?
— Почему вы не защитили этих женщин от них самих? Католичество — это ведь религия любви, не так ли?
— Любовь — это вопрос веры. Вера — вопрос риска. Я не мог устранить этот риск. То же самое сделал Бог в Эдеме. Из любви к своему созданию он не устранил риск.
— Довольно странная логика.
— Нет. Высшее доказательство уважения. Любовь предполагает уважение.
— То есть вы считаете себя Богом?
— Любить — значит быть Богом и принимать Бога в себе.
— Вам место в дурдоме.