***
Что же мы ели в то лето? Сырные палочки. Мягкое сэндвич-мороженое – шоколадная вафля всегда прилипала к пальцам. Теплый гавайский пунш лился рекой. Соки «Капри Сан», когда нам удавалось их достать. У Джона всегда был с собой двухслойный бутерброд с арахисовым маслом и желе в полиэтиленовом пакете с застежкой «зиплок», который ему упаковывала мама. У меня на вечеринке обязательно будут все эти закуски.
Что еще? У Тревора были портативные колонки, которые он раньше повсюду таскал с собой. Его отец очень увлекался южным роком, и в то лето Тревор включал «Милый дом Алабама» так часто, что Питер выбросил его колонки из домика на дереве и Тревор не разговаривал с ним несколько дней. У Тревора Пайка были каштановые волосы, которые завивались, когда на них попадала вода, и он был пухленьким, какими бывают мальчики в средних классах (в щеках, вокруг талии) прямо перед тем, как неожиданно делают огромный рывок в росте и, в большинстве случаев, все приходит в норму. Он был всегда голодным и крутился возле чужих буфетов. Он уходил пописать, а возвращался с эскимо или бананом, или сырными сухариками – со всем, что мог раздобыть. Тревор был номером три Питера. Сначала шли Джон и Питер, а затем Тревор. Они больше не проводят так много времени вместе. Тревор больше дружит с парнями из команды по легкой атлетике. У нас нет никаких общих уроков; я все еще на занятиях для отличников и программах углубленного изучения предметов, Тревор же никогда не был так увлечен школой или оценками. Хотя он был веселым.
Помню тот день, когда Женевьева появилась в моем доме вся в слезах, говоря, что она переезжает. Не очень далеко, она все равно ходила бы вместе с нами в школу, но больше не смогла бы кататься на велосипеде или приходить к нам. Питер был расстроен; он утешал ее и обнимал. Я еще подумала, какими взрослыми они кажутся в этот момент, будто настоящие влюбленные подростки. А потом Крис с Джен из-за чего-то поссорились, сильнее, чем обычно; я даже не помню причины. Думаю, там было что-то, связанное с их родителями. Всякий раз, когда их родители не ладили, все отражалось на них, словно мусор, плывущий по реке.
Джен переехала, но мы все равно оставались друзьями, а затем, примерно в то время, когда в восьмом классе устраивались танцы, она бросила меня. Полагаю, в ее жизни больше не было для меня места. Я думала, Женевьева была тем человеком, которого я буду знать вечно. Человеком, который всегда рядом, о котором вы просто всегда знаете, что он есть, несмотря ни на что. Но это не так. Вот они мы, три года спустя, и мы хуже, чем просто чужие. Я знаю, что это она сняла то видео; знаю, что это она отправила его Anonybitch. Как я могу такое простить?
33
У Джоша новая подружка – Лиза Букер, девушка из его комикс-клуба. У нее вьющиеся каштановые волосы, красивые глаза, большие сиськи, брекеты. Она старшеклассница, как и Джош, умная, как и Джош. Я просто не могу поверить, что он теперь с девушкой, которая не является Марго. По сравнению с моей сестрой, прекрасные глаза и большие сиськи Лизы Букер – ничто.
Я продолжаю видеть на подъездной дорожке Джоша машину, которую не знаю. А сегодня, когда я забирала почту, они с Джошем вышли из дома, и он проводил ее до автомобиля, а затем поцеловал. Точно так же, как раньше целовал Марго.
Я жду, пока она не отъезжает, и прежде, чем он зайдет обратно в дом, окликаю его.
– Так у вас с Лизой теперь роман, да?
Он оборачивается и выглядит, по меньшей мере, смущенным.
– Мы тусовались, да. Это не серьезно или что-то такое. Но она мне нравится. – Джош подходит на несколько футов ближе, так, чтобы мы не были слишком далеко друг от друга.
Я не могу удержаться, чтобы не сказать:
– О вкусах не спорят. Но серьезно, ты предпочел ее Марго? – Я издаю обиженный смешок, который удивляет даже меня, поскольку теперь у нас с Джошем все хорошо – не так, как прежде, но нормально. Было низко такое говорить. Я не говорю это, чтобы придраться к Лизе Букер, которую даже не знаю; я произношу это ради сестры. Ради того, кем они были друг для друга.
Он тихо отвечает:
– Я не предпочел Лизу Марго, и ты это знаешь. Мы с Лизой едва ли знали друг друга в январе.
– Ладно, хорошо, но почему тогда не Марго?
– Просто, ничего бы не получилось. Она до сих пор мне не безразлична. Я всегда буду ее любить. Но она была права, разорвав отношения, когда уехала. Было бы только тяжелее, если бы мы продолжали их поддерживать.
– Разве это не стоило бы того, чтобы просто увидеть, что получится? Узнать?
– Все закончилось бы так же, даже если бы она не уехала в Шотландию.
У его лица то самое упрямое выражение – его безвольный подбородок решительно приподнят. Знаю, он не собирается больше ничего говорить: на самом деле, это не мое дело, совсем не мое. Это дело его и Марго, и, возможно, он даже сам не понимает всего до конца.
34
Крис появилась у меня дома с волосами, окрашенными в стиле омбре с лавандовыми кончиками. Стянув капюшон своей куртки, она интересуется у меня:
– Что думаешь?
– Думаю, симпатично, – отвечаю я.
Китти говорит одними губами: «Как пасхальное яйцо».
– Я, в основном, сделала это для того, чтобы позлить маму. – В ее голосе слышны крошечные нотки неуверенности, которые она пытается скрыть.
– Ты выглядишь утонченно, – говорю я ей. Я протягиваю руку и касаюсь кончиков ее волос – на ощупь они такие же синтетические, как волосы куклы Барби после мытья.
Китти произносит одними губами: «Как бабушка», и я обрываю ее взглядом.
– Мои волосы выглядят как дерьмово? – спрашивает ее Крис, нервно пожевывая нижнюю губу.
– Не ругайся перед моей сестрой! Ей десять!
– Прости. Они выглядят как говно?
– Ага, – признается Китти. Спасибо Господу за Китти – всегда можно рассчитывать на то, что она скажет горькую правду. – А почему ты просто не пойдешь в салон и не покрасишь их там?
Крис начинает проводить пальцами по волосам.
– Я ходила, – выдыхает она. – Дерь… я имею в виду, ужас. Может, мне просто следует отрезать кончики.
– Я всегда считала, что ты будешь отлично смотреться с короткими волосами, – говорю я. – Но, честно говоря, не думаю, что лавандовый смотрится плохо. На самом деле, отчасти даже красиво. Как внутренности ракушки. – Если бы я была такая же бесстрашная, как Крис, то отрезала бы волосы коротко, как у Одри Хепберн в «Сабрине». Но я не настолько смелая, да и, к тому же, уверена, что в тот же момент начала бы скучать по своим хвостикам, косичкам и локонам.
– Хорошо. Возможно, я сохраню его ненадолго.
– Тебе следует попробовать глубокое кондиционирование и посмотреть, поможет ли это, – предлагает Китти, и Крис пристально смотрит на нее.
– У меня есть корейская маска для волос, которую купила мне бабушка, – произношу я, обхватывая ее рукой.
Мы идем наверх, и Крис проходит в мою комнату, пока я роюсь в ванной в поисках маски для волос. Когда я возвращаюсь в свою комнату с баночкой, Крис сидит на полу, скрестив ноги, и тщательно изучает содержимое шляпной коробки.
– Крис! Это личное.
– Она была на виду! – Она поднимает валентинку Питера и стихотворение, которое он написал мне. – Что это?
Я с гордостью заявляю:
– Это стихотворение, которое Питер написал для меня на День Святого Валентина.
Крис снова смотрит на бумагу.
– Он сказал, что сам его написал? Да он тот еще брехун. Это стихи Эдгара Аллана По.
– Нет, Питер точно сам его написал.
– Это строчки из стихотворения, которое называется «Аннабель Ли»! Мы изучали его на коррективном курсе английского языка в средних классах. Я это помню, потому что мы ходили в музей Эдгара Аллана По, а затем отправились кататься на лодке, которая называлась «Аннабель Ли». Стихотворение висело в рамке на стене!
Я не могу в это поверить.
– Но… он сказал мне, что написал его для меня.
Она хмыкает.
– Типичный Кавински. – Когда Крис замечает, что я не хихикаю вместе с ней, она добавляет, – Э-э, как бы то ни было. Но идея была хорошая, что тоже считается, верно?
– За исключением того, что это не его идея. – Я была так счастлива получить это стихотворение. Никто раньше не писал мне любовных стихов, а сейчас выясняется, что это был плагиат. Подделка.
– Да не злись ты. Я считаю, что это забавно! Он явно пытался произвести на тебя впечатление.
Мне следовало догадаться, что Питер не писал его. Он почти никогда не читает в свободное время, не говоря уже о том, чтобы сочинять стихи.
– Что ж, по крайней мере, ожерелье настоящее, – говорю я.
– Ты уверена?
Я бросаю на нее угрожающий взгляд.
***
Когда в тот вечер мы с Питером болтаем по телефону, я твердо настроена прижать его к стенке по поводу стихотворения, или хотя бы подколоть его. Но потом наш разговор заходит о предстоящем выездном матче в пятницу.
