И, естественно, предельно стандартизованной.
Стандартизованная массовая информация приводит неизбежно к массовой культуре, столь же стандартизированной, как и оплодотворяющая ее массовая информация. Реальная наша жизнь с ее техническими и социальными революциями бесконечно разнообразна по самому существу происходящих в ней процессов, справедливо названных удивительными и фантастичными (с точки зрения наших дедов и прадедов). Но порожденная ею массовая культура бытия – стандартизирована, в ней все больше теряются прежние своеобразие и удивительность. Стандартизируется архитектура – одни и те же небоскребы возводятся и в Нью-Йорке, и в париже, и в Токио, и в Сеуле, и в Каире; древние города неумолимо теряют свое особое лицо, еще недавно казавшееся столь неповторимо оригинальным. Стандартизуется одежда – одинаковые пиджаки и брюки заполняют улицы Лондона и Кейптауна, Рима и Дели, Чикаго и Бангкока. Стандартизуется еда – во всех ресторанах мира вы сможете получить одни и те же супы и рагу, беконы и сыры, мясные отбивные и пирожные с мороженым, не говоря уже о зполнившим весь земной шар американских гамбургерах. Стандартизируется быт – в любой квартире любого города вы найдете похожие стулья, диваны, шкафы, посуду, белье. Стандартизируется даже психология, она тоже становится массовой. Она сплачивает миллионы различных людей – в одинаково мыслящую, одинаково чувствующую толпу, скорее даже стадо, а не толпу – во всяком случае, нечто одинаково ревущее в разных городах на одинаковых уличных митингах, сходках и схватках. За примером ходить недалеко – фашисты в Германии, хунвейбины в Китае, наши недавние комсомольцы и коммунисты, а ныне столь же неразличимо стандартные демократы.
Самыми распространенными средствами массовой информации являются телевидение, газеты и радио. Но книга, думаю, и сегодня остается важнейшим средством массовойинформации и главным фактором нынешней массовой культуры. Книжный бум по реальному значению своему самый значительный среди всех современных бумов. Но и он стандартизован и, стало быть, до поверхности облегчен. Во времена Ньютона и Спинозы человек, прочитавший сотню книг, уважительно считался эрудитом. Ибо прочитать книгу означало усвоить ее, изучить, а не пробежать равнодушным взглядом. Соответственно, настоящих читателей было немногим больше, чем издаваемых книг. Пушкин в письме к брату сурово выговаривает ему, что тот пустил его поэму в рукописи по рукам знакомых – кто теперь будет покупать ее, когда она выйдет книгой? Шопенгауэр в предисловии к главной своей работе – «Мир, как воля и представление» - предупреждает возможного читателя, что один раз прочитать его книгу – значит, ничего в ней не понять, второе чтение кое-что разъяснит, но только чтение в третий раз раскроет истинную глубину его философии. Требование – вполне допустимое сто с небольшим лет назад, но очень сомнительное в нашу эпоху. В одних США, по журнальной информации, издается в год около 2000 одних романов. Всей жизни внимательного читателя не достанет на то, чтобы справиться с книжной продукцией одного года, а если брать весь мир, а не одно США, то и недельной продукции будет избыточно. Такое количество книг нельзя изучать, как в прошлом, ими нельзя духовно проникаться, их можно только пробегать глазами. Книга из предмета радостного интеллектуального общения становится чтивом – бульварным, трамвайным, послеобеденным, предсезонным. Она должна щекотать воображение, а не цивилизовать сознание, заполнять пустоту в мозгах лишь видимостью чего-то интересного без значительности, либо просто снимать накопившуюся умственную усталость.