Последние боги
Ночь нас застала в горах высоко над Дельфами.
Мы, трое археологов, исследовали пещеры, во множестве находящиеся в диком хребте Парнаса. Возвращаться в сумерках по карнизам над пропастями было опасно и мы решили заночевать в ближайшем гроте.
Пока рабочие собирали сучья и разводили огонь, мы присели на краю обрыва отдохнуть и полюбоваться миром, расстилавшимся у наших ног.
Дельфы лежали далеко внизу на желтых, ниспадавших уступах горы; там производились раскопки храма Аполлона и приметны были червячки - люди, уже закончившие работы, но еще копошившиеся между остатками колонн и стен. В жалких лачужках крошечного селения Кастри, приютившегося на краешке одной из террас, зажигались огни. Позади нас, как волны в бурю на море, без конца и без счета вздымались отвесные горы с обнаженными вершинами: Парнас - хаос известковых гор с обнаженными серебряными вершинами, изрезанный пропастями и ущельями; все их заполняет лес, косматый и мрачный; вечная ночь стоит под его вековыми елями, густыми орехами и лаврами. Шум их и шум потоков - вот и все, что слышит там ухо. Изредка, впрочем, с грохотом срывается со скал камень и стопудовым мячом прыгает по откосам, с треском сокрушая все на пути своем.
Человека там нет и следа. Человек ушел вправо, вдаль от грозных суровых скал, в сплошное дымно-зеленое море оливковых рощ, сбегающих к лазурной бухте Коринфского залива, окаймленной красно-лиловыми утесами.
Когда-то здесь, в нынешнем царстве мертвых, ключом кипела жизнь; на ярусах горы, где уныло торчат теперь изъеденные временем бурые остатки стен, раскидывался знаменитейший в мире город Пифийского Аполлона.
О необъятных богатствах его свидетельствуют, начиная с Гомера, все современники; красноречивее их говорит запись о грабеже фокидцев, разбойнически захвативших храм; они вывезли из него золотых и серебряных вещей на десять тысяч талантов, т. е. почти на сто миллионов рублей.
В храме висело, между прочим, и ожерелье прекрасной Елены, виновницы Троянской войны.
Чтобы судить о древности храма, напомню, что только перестроен он был в половине шестого века до P. X.
Все города соперничали в чести ставить в Дельфах мраморные изображения своих выдающихся людей: философы, победители на олимпиадах, полководцы, все талантливое и все события увековечивались в мраморе на этом всеэллинском Пантеоне.
Многие статуи покрывались золотом. Аллеи их и дымящихся золотых и серебряных жертвенников окаймляли все террасы, высились на каждой свободной пяди земли. Плиний, посетивший Дельфы после грабежа Нерона, увезшего пятьсот статуй, насчитал их три тысячи; Павзаний - путешественник второго века по P. X., называет город сплошным скульптурным музеем. Знаменитейшие художники древности - Андросфен, Пракситель и Фидий - отделывали и украшали храм, театр и другие здания города любимейшего в Греции солнечного бога.
Не было кругом ни одного уголка земли, из которого не смотрела бы седая легенда!
Две исполинские скалы, почти касавшиеся друг друга вершинами у ног наших - были братья Федриады. Там, в узкой трещине между ними, гнездился когда-то страшный Пифон-змей, убитый Аполлоном; из-под них выбивается и впадает в пропасть Кастальский ручей - превращенная в ключ красавица-нимфа Касталия.
Источник Мнемозины, река забвения Лета, исчезающая под землей, пещера Трофония, Херонейское поле и т. д. - все это, кутаясь в сумерки, лежало ниже нас в окрестностях Дельф.
Было чего замечтаться, лежа над пропастью.
- А к нам кто-то на огонек идет! - проговорил один из товарищей.
Я оглянулся: путник, пробирающийся со стороны Парнаса, да еще в такое позднее время - явление необычайное!
По узкой тропинке подымался высокий грек в белой фустанелле и феске.
Подойдя к нам, приложил руку ко лбу и к груди и сел на выступ скалы неподалеку от меня.
Бритое, как у актера, сухое и морщинистое лицо незнакомца резко шло вразрез с одеждой его и напоминало скорее голландца или финна. На небольшом, прямом носу его были надеты сильные очки, делавшие преувеличенно большими серые глаза. Он снял феску и под ней оказались седые, коротко остриженные волосы.
- Вы французы, господа? - обратился он к нам на безукоризненном языке Парижа.
Мы сказали, кто мы.
Старик как бы несколько удивился и обрадовался.
- Русские большая редкость в здешних краях! - проговорил он. - Внизу в Дельфах работают французы и я думал, что и вы из них. Вы тоже археологи?
Я сообщил ему все, что его интересовало и в свою очередь спросил о его имени и национальности.
- О! - неопределенно произнес незнакомец: - я так давно живу здесь, что уже начинаю забывать, кто я и откуда! Меня зовут здесь Аггиос!
Старший рабочий принес эмалированный чайник с кипятком, чашки и коробки с консервами.
Увидев гостя, он чуть было не выронил из рук все принесенное, затем низко поклонился ему.
Незнакомец кивнул в ответ головой.
На плоском, большом камне устроился импровизированный стол; мы пригласили гостя разделить с нами трапезу и расположились ужинать.
- Вы, вероятно, заблудились в горах; где вы живете? - обратился к старику один из моих товарищей.
Он улыбнулся.
- Нет, - ответил он: - заблудиться я не могу!…
- Какая чудная ночь! - добавил он, помолчав.
Действительно, ночь уже окутала землю; Дельф видно не было; где-то в глубине черной бездны, как светляки, мерцали огоньки деревеньки. На синем бархате неба все ярче и ярче разгорались крупные алмазы звезд. Шум Кастальского ручья доносился из пропасти явственней.
- Волшебная сказка! - проронил мой товарищ: - я понимаю, почему здесь так разыгрывалась фантазия у древних…
- Фантазия? - переспросил наш гость и медленно покачал головой. - Ей вообще очень мало места на земле: она только отзвук давным-давно забытого минувшего! Человечество не в силах создать что-либо невиданное или неслыханное им: оно может только разукрасить его!
- Значит, китайские драконы или наши Змеи-Горынычи тоже были в прошлом?
- Несомненно! - с глубокой уверенностью ответил старик. - А летающие птеродактили, а всякие бронтозавры и плезиозавры - разве не ясно, что именно их видело на заре своей человечество?
- Это не доказано!
- Доказано больше, чем надо: существованием легенд.
- Дыма без огня не бывает! - добавил второй мой спутник, молча ужинавший и затем закуривший сигару.
- Ну, господа, на таких основаниях можно Бог весть куда зайти, - заволновался начавший спор со стариком. - Тогда, значит, можно утверждать, что и здесь, - он указал рукой на Парнас и Дельфы, - действительно жили и гуляли между людьми боги?
- Так оно и было! - подтвердил старик.
На секунду-другую воцарилось молчание.
- Это вы уж слишком… - проговорил опешивший товарищ.
- Что вы называете богом? - продолжал Аггиос. - Для собаки бог - всякое двуногое существо, для дикаря - всякий белый, держащий ружье в руках. Боги древности - это только остатки высокоцивилизованных племен, доживавшие свои дни среди дикарей…
- Как же могла случиться такая невероятность?!
- Это закон истории, а не невероятность, - спокойно ответил Аггиос. - Культура и знание всегда сосредотачиваются в конце концов в замкнутой кучке людей, а вся остальная масса опять опускается, до каменного века включительно. Жизнь мира - это мертвая зыбь океана: подъем до зенита культуры и падение во мрак и дикость. Великих ученых сменяют пастухи, шелк и бархат - звериные шкуры. Вспомните историю Греции, Египта, Ассирии, Вавилона, обоих материков Америки! Каждая пядь земли пережила все то же не раз!
- Да, но ведь Греция возникла на самой заре человечества и наука не знает ее предшественников.
- Наука много еще чего не знает! - возразил Аггиос. - Это слепой, идущий на чей то далекий зов. Земной шар насчитывает за собой миллионы миллионов лет, испытал тысячи переворотов. Нам известно лишь кое-что, песчинка того, что было лет тысяч пять назад - и только. Смешно подумать, что мир кончается там, дальше чего не хватает наш глаз!
- Сохранились бы остатки какие-нибудь от тех времен: строения, вещи, но их нет!
Старик опять покачал головой.
- Есть предел жизни и камня, и металла. Вечно только одно: слово. И имеющие уши слышать - слышат его: это мифы и легенды неведомых нам веков.
- Все это красиво, но не доказано! - повторил мой товарищ. - Я верю только в то, что так же установлено, как дважды два четыре!
Старик наклонил голову.
- Прекрасное правило!… - серьезно добавил он.
Наступило молчание.
- Однако, господа, пора бы подумать и о ночлеге! - заявил второй мой спутник, видимо, относившийся к беседе с незнакомцем, как к гастрономической приправе ужина.
Он встал и бросил в пропасть окурок сигары.
Поднялись и все остальные.
- Вы с нами, надеюсь, заночуете? - обратился я к Аггиосу.
- Пожалуй… - произнес тот.
Мы подошли к узкому входу в пещеру, перед которой горел костер; около него лежали и грелись рабочие; становилось довольно свежо.
Пещера имела вид длинной и низкой комнаты; у стены уже были расстелены наши походные войлоки.
- Вам будет здесь плохо! - заметил Аггиос, мельком глянув вокруг.
- Почему? - спросил я.
- Замерзнете: вспомните, на какой высоте мы находимся!
- Что же делать, на дворе будет еще хуже.
- Зачем же спать на воздухе? Надо спуститься ниже, здесь есть следующий этаж!
Странный гость наш уверенно пошел вперед; я зажег электрический фонарь и, действительно, в глубине пещеры оказался за выступом узкий проход, довольно круто спускавшийся куда-то в непроглядный мрак.