- Не совсем, - ответил Павлищев. - Однажды я почему-то задумал осмотреть погреб. Отворил дверь и вошел. И в ту же минуту наверху что-то крякнуло, зашуршала и посыпалась земля; я почувствовал тупой удар в голову и повалился в яму; падая, я так же ясно, как сейчас всех нас здесь, увидал среди темноты светящийся овал я в нем хохочущую, рукоплещущую мне Варвару.
Меня вытащили в глубоком обмороке. Обрушились на меня две толстые доски с потолка и целая груда земли. Добавлю, что ко дню этого происшествия я уже и думать забыл про свою встречу с Варварой и про ее обещание "пошутить" надо мной.
От этой шутки у меня остался навсегда шрам на затылке. И с этих пор я глубоко верю в существование злых и добрых сил и в их влияние на человека.
РИЖСКИЕ ЛЕГЕНДЫ
Приключение с музыкантом
- Верите вы своим старикам, или нет - не знаю: нынче ведь все по-особенному на свете пошло! А мы своим верили и послушать их любили - видели они и слышали на своем веку много побольше, чем мы с вами и истории тогда приключались на удивление! Вот, к примеру сказать, что я слышал от своего деда, а ему его дед рассказывал - стало быть, речь не о близкой старине идет!
Вы-то этого уже не помните, а раньше там, где теперь нынешняя самая главная, Александровская улица находится, шоссе Петербургское пролегало, а вдоль него по пустырю домишки старенькие были разбросаны; о Новой Гертрудинской церкви и думы еще не было - на месте ее колодец находился и колоды для водопоя стояли. Около них кузница гремела-работала, а дальше леса уже начинались, а какие они в старину были, - глухие да темные, - поминать не приходится!
Где теперь мост над железной дорогой выведен, там глубокий овраг шоссе рассекал, речонка в нем протекала узенькая; нынче о ней и помину нет, а в те годы мост деревянный через нее был перекинут; для проезду царицы Екатерины каменный сделали.
Рядом с оврагом корчма длинная приземистая находилась, в глухом месте стояла, а всяким людом всегда была набита; частенько в ней и танцы затевались. Крылечко - сказывал дед - у нее замечательное было - навес на столбах и дикий виноград по ним под самую крышу всползал; а осенью весь дом будто пламенем бывал охвачен.
И вот однажды, в конце августа месяца, в корчме за-праздновались до самой ночи; посетители глянули в окна и поспешили разойтись. Стали собираться по домам и музыканты.
Вышли они со своими инструментами на улицу - темно, ветер в листве шумит, на небе ни звезды - один узенький серп месяца смотрит.
Попировали музыканты достаточно, особенно один, тот, что на спине контрабас нес.
Были они все из одной деревни, а дорог туда вело две - одна обыкновенная проезжая, но кружная, а другая тропочка. Остановились приятели у перекрестка, контрабас и заявляет:
- Я братцы, тропой дойду - устал очень, а здесь вдвое ближе выйдет!
У другого скрипка под мышку засунута была. Он свободной рукой придержал на себе шляпу от ветра и спрашивает:
- С ума ты сошел, что ли? Разве можно тут ночью ходить?
- А почему бы нельзя?
- Иль тебе память вином отшибло, что ли? С бедой с какой-нибудь хочешь повстречаться?
- Не боюсь я вашей нечистой силы… бабьи сказки все! - ответил контрабасист. - Дураков много развелось на свете, вот они всякие пустяки и трезвонят!
- Ну, коли ты так умен, так и иди один!.. - заявил третий, тот, что с кларнетом был.
- И проваливайте, трусы!.. - сказал контрабас. - А что я нынче раньше вас на час спать лягу - это вернее верного!
- Ой, не дури!.. - повторил скрипач. - И смотри, бур я ведь начинается!
Ветер в них и вправду песком бросил и листву опавшую взвихрил.
Контрабас пошатнулся, словно огромный аист, отмахнулся рукой, будто носом, и исчез в потемках.
Товарищи его постояли, послушали, посмотрели ему вслед и пошли своим путем.
Тропка вилась узкая, едва приметная; лес ревел и перекликался, вершины деревьев мотались как бешеные; за спиной музыканта лапы елей, будто смычки, изредка проводили по струнам контрабаса и он издавал "зум-зумс".
Музыкант озирнулся несколько раз; различить что-либо было невозможно, но человеку с мухой, конечно, море по колено, а как стал хмель из мозгов улетучиваться - жуть начала забирать. Остановился он, не знает, что делать - вперед ли идти, назад ли бежать? Повернулся - ан тропы позади уже и приметы нет - ели одной сплошной черной стеной встали. Ветер сразу стих, тишина наступила, опять дорожка наметилась.
Поостыл страх у контрабасиста, опять двинулся вперед. Видит - светлей сделалось, будто сияние какое-то за деревьями раскинулось. Сделал он еще несколько шагов - поляна ярко освещенная открылась, на ней дуб большой, раскидистый, а близ него костер огромный пылает, языки огня в самое небо взметываются. Народа на поляне видимо-невидимо; все разряженные, веселые. А вокруг дуба пляс, смех, говор, скрипка пиликает, кларнет дудит.
Понять ничего не может контрабасист - стоит, только диву дается - везде знакомые лица, все спешат к нему, здороваются, радуются, а где он видел их - не может вспомнить, только глаза у всех какие-то необыкновенные были. Больше всех одна девица высокая, краснощекая веселилась - нарасхват ее парни приглашали и кружились с нею как бешеные.
Глядит контрабасист и глазам не верит - навстречу ему из толпы оба его товарища - скрипач и кларнетист бегут.
- Что, обогнал нас?! - с хохотом закричал кларнетист.
- Наконец-то, приплелся! - поддержал скрипач. - Мы уже давно тебя здесь ждем!
- Без контрабаса музыка не в музыку… - заявили несколько голосов. - Становись скорей играть!
- Нет, погодите! - возразил кларнетист. - Пусть и он сперва с Лизой потанцует!
Не поспел он инструмент свой снять - красавица уже тут как тут; подхватила музыканта под руку и понеслись оба как в вихре: скрипка и кларнет залились на весь лес. Радостно сделалось контрабасисту, за облака, казалось, взлетел бы со своей дамой!.. Танцевал до одури, пока из сил не выбился и ее другой танцор из рук у него вырвал.
Отдышался музыкант и взялся за контрабас. Заухал он, загудел и уж тут веселье началось настоящее.
И все богатый и тароватый народ был - то один, то другой целые пригоршни денег в карманы ему совали, благодарить не поспевал. Стало ему совсем невмоготу, забрался он под дуб. а там дупло было: затиснулся музыкант в него, свернулся калачиком и заснул сразу.
Долго ли он спал - определить нельзя. Неловко, что ли, сидеть в дупле сделалось, только открыл он глаза и никак не мог сообразить - где он.
Поопомнился малость, выглянул наружу - лес кругом, светать начинает, тишина, ветка нигде не хрустнет, нигде ни души. Выбрался музыкант из своего убежища и думает - сон ли ему такой чудной приснился, явь ли была?
Видит - кострище большое, пеплом подернутое, тлеет, а крутом него земля вся будто заступом взрыта; присмотрелся ближе - следы как будто человеческие, бесчисленные.
- Ну, стало быть, не сон был… - решил контрабасист и обрадовался - вспомнил, что денег ему ночью надавали.
Сунул руку в карман, потом в другой - ан там листьями сухими полно - он и рот разинул.
- Ну! - подумал: - это, наверное, меня вчера пьяного обобрали!
В это время ворона над ним закаркала. Поднял он голову - видит, две их низко на ветке сидят, глазами посверкивают, а между ними длинный мешок, наполовину черный, наполовину зеленый, на веревке висит. Подошел музыкант ближе, да как шарахнется назад, как пустится бежать! О контрабасе и память из головы вылетела: то, что он за мешок счел, женщиной повешенной оказалось - той самой, что ночью с ним танцевала!
Примчался он опрометью в деревню, народ, конечно, сей час же собрался; узнали, в чем дело, на смех музыканта подняли: ни одна душа из деревни ночью в лесу не ходила и ни о каких танцах под дубом не слыхивала.
- Здорово, должно быть, ты вчера муху урезал! - сказал один из парней, тоже любитель выпить. И только он эти слова вымолвил - скрипач с кларнетистом на улице показались.
- Вот вы их спросите! - закричал контрабасист. - Они вместе со мной всю ночь играли под дубом!
Те и глаза выпучили. Ни на каком празднике они не были, а вернулись благополучно по домам и сейчас же спать завалились - их и домашние видели.
- А Лиза, братцы, где же?.. - вспомнил кто-то. В толпе ее не было.
Пошли все гурьбой к ее дому, а там тревога: девушка еще накануне ушла и ночевать не вернулась. И задумчивая такая была в последние дни, побледневшая.
Народ к дубу повалил. Глядь - висит она на суку и стая ворон ей плечи и голову обсели, дерутся за нее - крик и драка издалека слышны были: самоубийством с собой покончила!
Поняли тут люди, кому контрабасист ночью играл и отчего глаза у его знакомых остеклелые были: с мертвецами он здоровался!..
Вот какие дела в старости здесь приключались! Нынче уже лесов прежних нет и дуб давно срублен и на поляне дачи настроены, а вместо Бога в радио веруют. И что же при таком расположении вещей хорошего человеку ждать?