Волна теплого воздуха ударила Себастьяна в грудь, он услышал громкий хлопок, - и все. Действительно - все.
Руки Себастьяна пытались ухватить пустоту, а Памела (он увидел боковым зрением) осела на пол, уткнувшись головой в боковину дивана.
Громкий крик заставил Себастьяна обернуться - Форестер боролся с кем-то, вцепившимся ему в горло. Это существо… Оно только с первого взгляда могло показаться страшным, это был мирный Годзилла, он не мог… Форестер захрипел, руки его беспорядочно шарили в воздухе, он пытался схватить противника, но, похоже, даже не видел его, глаза физика с мольбой смотрели на Себастьяна. Оцепенение прошло, Себастьян схватил что-то, лежавшее на столе, он не видел, что это было, какая разница, предмет, которым можно ударить, и он ударил - то ли по голове Годзиллы, то ли по плечу, не сильно ударил, только, чтобы отвлечь. Годзилла (не может быть, чтобы это была - Элен!) обернулся к Себастьяну, но ничего не успел, возможно, не успел даже увидеть, кто его ударил, волна горячего воздуха толкнула Себастьяна в спину, он не удержал равновесия и повалился вперед, успел подумать, что сейчас упрется руками в чужую плоть, и какой она будет, неужели такой же, как у холодного монстра, но додумать мысль не успел - упал на Форестера, запутался в его многочисленных рукавах и штанинах, будто у физика появилось сто ног и сто колотивших по воздуху рук, и опять чей-то вопль, точно не Элен и, конечно, не Годзиллы, кто мог так кричать, если не Памела, и действительно, это кричала она, потому что…
…потому что…
…потому…
…что…
Голова болела страшно. Перед глазами плыли бесформенные разноцветные пятна.
И кто-то плакал.
Себастьян открыл глаза - впрочем, они и раньше были открыты, просто он сделал над собой усилие и остановил расплывавшиеся пятна, как разгребают и отгоняют в сторону плывущие по воде островки радужного мазута. Он увидел руку. Рука была расслаблена, и на безымянном пальце темнело кольцо-печатка. Где-то у кого-то Себастьян видел такое кольцо, и, значит, человека этого он должен был знать, нужно только посмотреть ему в лицо… а для этого недостаточно повернуть голову, придется приподняться… Невозможно.
Надо.
Себастьян поднялся на колени и вспомнил, наконец, где находится. Форестер, видимо, потерял сознание - лежал он ничком, раскинув руки, но, похоже, дышал. Плакать Форестер не мог, но кто-то же плакал в этой комнате, невидимый, но знакомый. Себастьян повернулся…
Памела сидела на полу, прислонившись к дивану, держала на руках Элен и плакала, раскачиваясь, будто девочка уснула, и сон ее был беспокоен, но зачем плакать, надо петь - Пам знает много колыбельных, учила, когда они хотели завести своего ребенка, а потом появилась Элен, и колыбельные стали не нужны, потому что девочка прекрасно засыпала без них, наоборот, пение мешало ей уснуть, и Памела забыла сначала слова, потом мелодии, так она сама говорила, а теперь, значит, вспомнила, но почему Элен спит, странно откинув назад голову…
Зашевелился Форестер и тоже попытался подняться, опираясь на руки и тихо постанывая.
- Почему… - начал Себастьян и замолчал, потому что понял, и вопрос оказался лишним.
- Нет… - прошептал он.
Он забрал у Памелы из рук тело дочери, и жена позволила ему это.
- Элен, родная моя, - сказал Себастьян.
Тоненькая струйка крови стекала по щеке девочки, рану Себастьян не смог отыскать, может, ее и не было, а может, он не хотел видеть.
- Господи, - сказал Форестер. - Ну и… Послушайте, положите девочку на диван. И садитесь. Нужно обсудить, что мы скажем полиции.
- Что? - не понял Себастьян. Полиция? Почему?
Форестер помог подняться Памеле, усадил ее в кресло, она не сопротивлялась, сказала "Спасибо" и ушла в себя, закрыла глаза, чтобы не видеть мужа, не видеть ничего, не понимать, мало ли что могло случиться на этом свете, всего не понять, достаточно оставаться в своем мире, где никто никогда не умирает, и, значит, Элен тоже жива, она не может умереть, это смешно, это просто смешно…
Памела смеялась, кашляла, продолжала смеяться, и Форестер резко ударил ее по щеке.
- Спасибо, - сказала Памела. - Басс, оставь Элен в покое, она спит.
- Да, - сказал Себастьян. - Надо позвать врача.
* * *
- Они будут здесь максимум через полчаса, - сказал Форестер. - Может, через минуту.
- Вы здесь ни при чем, - мрачно заявил Себастьян. Он пришел в себя настолько, что мог более или менее практически оценить ситуацию. От Памелы толку было мало, она не реагировала на окружающее, то ли думала о чем-то глубоко личном, то ли просто отсутствовала.
- Вы ни при чем, - повторил Себастьян. - Очевидно, что мы били Элен, это они уже говорили, а сейчас скажут, что один из ударов оказался…
Он мог произнести нужное слово.
- Послушайте, - поморщился Форестер. - Вы не понимаете. При чем здесь побои? Вы забыли? Кого вы ударили лэптопом?
"Так это был лэптоп, - подумал Себастьян. - А мне показалось: что-то вроде палки. Как искажается восприятие…"
- Это была не Элен, - сказал он. - Это был Годзилла. Он вас душил.
- Да, - кивнул Форестер, - до сих пор не могу… У меня есть следы на шее?
- Сколько угодно. Сплошной синяк. Больно?
- Оставьте, Себастьян. Вы сказали - Годзилла? По-моему, это был… Не знаю… Скорее, медведь, очень тощий и сильный…
- Если бы я не ударил, Элен была бы жива.
- Кадр сменился, понимаете? - сказал Форестер. - Всего лишь сменился кадр. И в этот момент вы…
Вот что, - сказал Форестер, прерывая себя. - Я смою кровь - вы тоже, кстати, запачкались… Возьмите Элен на руки и идите к выходу, делайте вид, что девочка заснула, пожалуйста, возьмите себя в руки, идите к стоянке, вы помните, где я поставил машину? Вот ключи, забирайтесь на заднее сидение, девочку положите, чтобы ее не было видно, и сидите, пока я не приду, договорились? Памела, вы пойдете со мной, я буду держать вас под руку, пожалуйста, молчите, хорошо? Вы поняли? Себастьян, идемте в туалетную комнату, это здесь, видите дверь? Черт. Поздно, они уже здесь.
Физик смотрел в окно: мимо корпуса медленно ехала полицейская машина.
- Все меняется, - сказал он. - Поднимемся в лабораторию системотехники, там ремонт, это двумя этажами выше, я вас запру и вернусь сюда, а вы сидите тихо, пока я за вами не приду, хорошо?
Он подошел к двери, выглянул в коридор, с кем-то поздоровался, подождал немного, а потом подал Себастьяну знак выходить.
- Пам, - сказал Себастьян, - идем, Пам. Пожалуйста.
Девочка ничего не весила. Он нес Элен так, чтобы ей было удобно лежать, но голова все равно свешивалась, и Себастьян прижал дочь к себе, ей стало не так комфортно, но зато голова не качалась, как у мертвой. Памела послушно встала и пошла следом.
Коридор не был пустым, как надеялся Себастьян, двое мужчин о чем-то спорили у высокого окна, выходившего во двор, женщина ждала лифт, из аудитории напротив доносились громкие голоса, Форестер шел впереди, Себастьян пропустил Памелу вперед и шел последним, по узкой лестнице они поднялись на следующий этаж, потом еще на один, здесь в коридоре никого не было, невыносимо пахло краской и какой-то химией, стояли шкафы, за одним из которых оказалась полуоткрытая дверь, куда и вошел Форестер, поманив рукой Себастьяна. Тот пропустил Памелу, вошел следом, комната была пустой - здесь, должно быть, собирались красить и ободрали стены по самую штукатурку, два окна выходили в сторону университетского парка, отсюда, наверно, видна была стоянка автомобилей, хотя зачем нужно было видеть именно ее, Себастьян не очень себе представлял.
- Подождите здесь, - сказал Форестер. - Я за вами приду.
Выходя, он обернулся и произнес странную фразу, которую Себастьян сразу понял, но совершенно не осознал, что именно стало ему понятно:
- Смерти нет, понимаете? Не бывает.
Повернулся ключ, и физик, видимо, набрал код на расположенном в коридоре пульте - в двери щелкнуло, заверещало и опять щелкнуло, а потом наступила тишина.
Они опять были вместе: Себастьян, Памела и Элен. Только Элен была мертвая. Памела забрала у мужа дочь, водила губами по холодевшему лбу, что-то шептала.
"Я убил ее. Я ее ударил. Не Годзиллу, глупость какая, кто в полиции поверит в то, что физика душила большая ожившая игрушка, они найдут лэптоп со следами крови и отпечатки моих пальцев найдут тоже…"
"Я убил Элен. Боялась ее Памела, повторяла "оборотень" и, может, даже верила в это. Боялась Памела, а убил я".
Себастьян смотрел на улицу, а за его спиной Памела тихо напевала колыбельную - хотела убедить себя в том, что девочка спит и будет спать еще долго.
Внизу две (почему две, была же одна!) машины с мигалками перегородили подъездную дорогу, у входа собралась толпа, и полицейские приказывали, жестикулируя, отойти подальше.
- Басс, - сказала Памела, - почему Элен такая холодная?
Себастьян обернулся. Жена сидела на полу, вытянув ноги, держала девочку на руках и раскачивалась, будто не могла сохранить равновесие.
- Элен умерла, Пам, - тихо произнес Себастьян, опускаясь на колени.
- Басс, я знаю, что Элен умерла, - сказала Памела с неожиданным раздражением. - Но даже покойники не бывают холодными, как мороженое из морозильной камеры.
Себастьян коснулся лба девочки. Лоб был не холодным, а ледяным, даже не ледяным, он обжигал, как вынутый из Дюарова сосуда кусок сухого льда. Себастьян отдернул руку и подумал о том, как же Памела держала Элен и не ошпарилась…
- Что с ней? - настойчиво спросила Памела. - Смотри, платье смерзлось…
- Не знаю, - покачал головой Себастьян. - Я ничего не знаю. Положи ее на пол, хорошо? Ты обожжешься…