- Запомните, Пит, - сказал я, - вы - молодой ученый. Работаете над историей партии популистов с момента ее основания - после победы Сопротивления в десятом году. Большая часть книги уже написана. Сейчас вы подходите к истории избирательных кампаний партии, но изучать документы будете не с начала, а с конца, с последней предвыборной кампании - пять лет назад. Просматривайте все, что вам покажут, но отбирайте только то, что говорит о мошенничестве, шантаже или подкупе избирателей.
Через день Селби принес мне первые сведения. Оказывается, с текущего счета партии дважды снимались крупные суммы. И каждый раз - без вразумительных объяснений. Только в одном случае в ведомости сделана краткая пометка: "для использования в привокзальном районе". Подозрения Мартина подтверждались.
Но что знал Стил? Об этом я и собирался спросить его во время ужина в сенатском клубе…
Клуб старомоден, как и "Омон", только все здесь роскошнее и дороже. Если в "Омоне" бронза и медь, то в клубе серебро, если в "Омоне" плюш - в клубе ковры редкой ручной работы, если в "Омоне" свиная кожа на диванах и креслах - в клубе шелк, сукно и цветной сафьян. Камины топят не дровами, а углем.
В ресторанном зале почти храмовая, величавая тишина. Метрдотель, похожий на памятник, вынужденный сойти с пьедестала, подводит меня к столику Стила. Стил в табачного цвета сюртуке, сидит не один, с ним элегантный господин лет сорока пяти, в начинающей входить в моду черной тройке с высоким, почти до горла, жилетом.
- Знакомьтесь, Ано, - говорит Стил, - это мистер Уэнделл, мой партийный и сенатский коллега, от него у меня нет секретов.
Мы вежливо раскланиваемся.
- Много слышал о вас, - говорит Уэнделл. - Сенатор считает, что лучшего советника ему не найти.
- Готов дать первый совет по службе. - Я решительно вступаю в игру. - Увольте вашего управляющего имением, сенатор Стил.
- Шуаля? - удивляется Стил. - За что?
- Слишком многое, что он видит и знает, становится сейчас же известно Мердоку.
Стил поражен.
- Не понимаю, Ано.
- Кто знал о чистом гербовом листе с вашей подписью?
- Только Шуаль.
- Так вот, в воскресенье утром, когда я получил от вас гербовый лист, меня пригласил к себе Мердок. По некоторым причинам я согласился на встречу. За час отсутствия в моей комнате произвели обыск - искали именно этот лист. Мердок мне сам откровенно признался.
- Лист украли? - вскакивает Стил.
- К счастью, нет. Чистого листа уже не было. Я вписал в него то, что никак не интересовало Мердока.
- Какая удача, - облегченно вздыхает сенатор. - Вы спасли меня буквально от катастрофы. Такая бумага в руках Мердока! А что вы вписали туда?
- Пустяк, сенатор. Рекомендацию одному молодому ученому, пишущему историю популистской партии.
- А что вам предложил Мердок?
- Работать на него вторым Шуалем.
- Не сомневаюсь в вашем ответе. А Шуаля уволю.
- Может быть, и не только Шуаля, Ано? - прищуривается Уэнделл.
- Я только приглядываюсь к людям, мистер Уэнделл.
- Тогда приглядывайтесь поскорее, - говорит Стил. - До вудвилльской конференции остается менее месяца. А там мы будем выдвигать нового главу партии. Вист стар и ждет не дождется смены.
- Кем вы его замените? - спрашиваю я.
- С кандидатом вы уже знакомы, Ано. - Стил кивает на Уэнделла. - Молодой и дельный. Единственное препятствие - не аграрий, а заводчик. Фермеры могут не поддержать.
- Препятствие почти устранено, Стил. Я купил половину виноградников у Веррье и молочную ферму Скрентона, - смеется Уэнделл. - А хозяин везде хозяин.
Мимо нас проходит затянутый в черный сюртук старик. Проходит не сгибаясь, высокий и тонкий, как трость.
- Вист, - шепчет Стил. - Пойду порадую старика, а вы уж без меня поужинайте.
Мы остаемся вдвоем с Уэнделлом.
- Почему вы заинтересовались предвыборными кампаниями, советник? - вдруг спрашивает он.
- Хотелось лично проверить намеки Мердока.
- Вы им верите?
У Стила от Уэнделла нет секретов - сенатор сам сказал. Так почему бы мне не открыть Уэнделлу то, что я узнал от Селби и Мартина? Рассказываю.
- Стилу вы еще не говорили об этом? - задумчиво произносит Уэнделл.
- Пока нет.
- Так воздержитесь. Не стоит огорчать старика. А о снятии с текущего счета партии крупных сумм Мердок знать не может. Но несомненно, что у него свои люди и в директорской канцелярии. Мердок - человек опасный.
- Он сам этим хвастает, - говорю я. - И станет куда опаснее, если пройдет билль о политических ассоциациях.
- Вы еще новичок, советник. Но у вас хороший политический нюх. Билль пройдет, не пройдет Мердок.
- У него есть шансы.
- Он погрязнет в том, в чем сейчас обвиняет популистов. Начнет скупать голоса. И неизбежно будет скомпрометирован.
- А до этого скомпрометирует нашу партию.
- Сомневаюсь. Он только пугает нас в преддверии билля. Билль ему нужнее.
- Но у него есть и непродажные голоса.
- Сколько? Десяток тысяч "профессионалов" с большой дороги? Сколько-то лавочников. Сколько-то моих друзей, фабрикантов. Ну, проведет он в сенат горсточку реставраторов. А у нас одних фермеров более полумиллиона. А ремесленники? А батраки? А издольщики? А часть рабочих, которая всегда идет с нами? Правда, уйдут от нас католики и евангелисты. Но почему они будут блокироваться не с нами, а с "джентльменами"? Не убежден. И трудовики охотно отдадут нам свои голоса, если мы станем чуточку прогрессивнее наших соперников. Придется в чем-то уступить левым. Расширяя промышленность, нельзя забывать и о рабочих руках.
- Значит, вы думаете о расширении промышленности?
- И я не одинок в этом намерении… - Уэнделл встает. - Жаль, что мне надо идти. Хотелось бы поговорить. И не раз. Не возражаете? Тогда инициативу беру на себя. А сейчас взгляните вон на того невзрачного блондина в черном свитере у стойки бара. Единственный человек, которого пускают в клуб в рабочей куртке и без галстука. Видите? Если вы даже только поверхностно заинтересовались политикой, я вас с ним познакомлю.
Так состоялось мое знакомство с Донованом, бывшим литейщиком, позднее - старостой цеха металлургов, а теперь - сенатором, депутатом от восьмого кантона Города.
9. Билль
Прошел месяц со дня нашего последнего разговора с Мартином: он был в длительной командировке от редакции, разъезжал по городам и поселкам периферии. Сейчас он, задрав ноги, лежит у меня на диване. Ночь. Электричества ночью в отеле нет, светят лишь пылающие дрова в камине и свечи в канделябрах. Мартин встает, берет один из них в руки, и свет падает на его похудевшее, небритое лицо.
- Древняя штучка, - говорит он, ставя канделябр на камин. - Чур, рассказывать тебе первому.
Мне действительно рассказывать первому - так мы условились еще до отъезда Мартина. А рассказать есть о чем. Например, о популистской конференции в Вудвилле, сменившей главу партии. Прошел Уэнделл - как и предполагалось, не очень охотно поддержанный фермерами. Но все-таки прошел: сказалось влияние Стила в партийных верхах и тактика "Сити ньюс", купленной Уэнделлом у ее владельцев. Предвыборная кампания уже началась, и хотя в сенате все пока еще оставалось по-прежнему, но повсюду говорили о билле, который вот-вот будет принят сенатом.
- А как относится к биллю Стил? - спрашивает Мартин. - И кстати, что ты у него делаешь?
- Ничего. Должность фиктивная. Знакомлюсь с окружающими его людьми. Именно то, что мне и нужно. А к биллю он относится отрицательно - вероятно, будет голосовать против. Я передал ему слова Уэнделла, но он промолчал. В правительстве, думаю, единого мнения нет.
- Скажи мне, наконец, где сенат и где правительство? И что есть что?
- "Что есть что" просто и схематично. В сенате шестьдесят два места. Победившая партия образует кабинет министров, по-здешнему - секретарей. Глава партии - он же премьер-министр, одновременно ведающий государственной собственностью - казной, железными дорогами, рудниками. Четверо остальных секретарей представляют кто - администрацию Города, кто - промышленность и торговлю, кто - сельское хозяйство, а кто - цеховые организации, по-нашему профсоюзы. В сенате они голосуют, в правительстве действуют. Сущность капиталистической системы везде одинакова.
- А что изменит билль?
- Только внесет разлад в систему управления.
- Значит, комми отколются?
- Оставь свой жаргон, Мартин. Противно слушать. И повторяю: не ищи земных аналогий. Коммунистической партии здесь нет. Рабочее движение только еще приобретает организованный характер - мешают цеховая раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде социал-демократии марксистского типа.
- Донован? - улыбается Мартин. - Нашел-таки?
Я раздумываю, говорить или не говорить Мартину о моих встречах с Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной…
Мы стояли у стойки бара, уже без Уэнделла, критически рассматривая друг друга.
- Интересно, чем это я мог заинтересовать вас? - спросил Донован. Он был серьезен и холоден.
- Мне нравятся ваши выступления в сенате, - ответил я.
- И мой билль против цеховой раздробленности за всецеховое объединение с единой экономической программой?
- Иначе, за единый профессиональный союз?
- Несколько непривычно звучит, но можно назвать и так. За него голосовали шесть депутатов из шестидесяти.
- Будь я в сенате - я был бы седьмым.
- Интересно, - сказал Донован. - Вы и газету нашу читаете?
- Конечно.
- И точку зрения ее разделяете?
- Вполне.